Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они не мои. Некоторые «товарищи» давно напрашиваются на самую жёсткую критику, — зло сощурился Салицкий.
Что, товарищ комсомолец, достали тебя? Ну значит правильно я мужика взял на карандаш. Но в открытую дела с ним иметь нежелательно, не то можно упасть в глазах общества, не успев подняться. Как по мне, тут не критикой дело пахнет, а пинком под зад с должности.
Через полчаса к нам присоединилась областная комиссия. Пришлось знакомиться по второму кругу, запоминать имена, жать руки разной степени липкости, присматриваться к глазам и лицам. Моя записная книжка пополнилась ещё десятком номеров, пока не приехал мой добрый фей. Васильев прибыл к шапочному разбору, но кто ему виноват, что все сливки достались мне. Не будет сваливать с места проведения работ.
— Ты где был-то? — поинтересовался я.
— Есть у меня одна женщина в пригороде… — понизив голос, признался он.
— Понимаю. Только ты так больше не делай, не то уедешь однажды к своей крале майором, а к жене вернёшься капитаном.
Я кратко просветил его, как лейтенант Воробьёв со своей тимуровской командой чуть не подвёл нас всех под монастырь, а вместо этого оказал городу неоценимую услугу в двойном размере. Замполит заметно напрягся, но быстро справился с собой и обещал сначала на губу лейтенанта отправить, а потом уже объявить ему благодарность от лица командования. Юрий Михайлович в свой черёд обещал не забыть добровольных помощников и поощрить пацанов. На этом я счёл свою миссию выполненной и собрался домой. Часть чинов оставалась для проведения репетиции парада, на которую уже начали съезжаться военные. Соблазн остаться был и у меня. Однако, представив, какой бедлам сейчас начнётся, я отказался от мысли потолкаться среди вояк. Завтра успею.
Домой я отправился тем же порядком, что и утром. Машину для этого мне предоставили с радостью. С площади нас выпустили без вопросов, а с той стороны все подъезды оказались перекрыты. Прибывала военная техника, выгружались добры молодцы в парадной форме — гордость и краса советских вооружённых сил.
Выгрузившись из волги, заметил устремлённые взгляды бабок со скамейки и мамочек с детской площадки.
— Здравствуйте, — громко поздоровался я сразу со всеми.
— Здравствуйте, — нестройно отозвались голоса.
— Здравствуйте, товарищ майор, — поздоровались две пигалицы в белых фартуках и отутюженных красных галстуках, с которыми я уже не раз сталкивался в подъезде. Молодцы, подкованные девчонки. Не иначе, спросили у старших про звание.
Вот я уже и свой в профессорском доме. А в первый наш с Борькой приход, помнится, косились на новый потенциальный источник шума. Как мало людям надо — тишина за стенкой и майорские погоны сверху.
— Это куда вы такие нарядные? — полюбопытствовал я у школьниц после приветствия.
— На репетицию парада. Нас от школы, как лучших учениц выбрали завтра стихи читать и цветы ветеранам вручать, — гордо приосанились пионерки.
— Молодцы. Значит, завтра увидимся на площади.
— А как же мы вас найдём?
— Я вам с трибуны помашу.
— Ого! Вы командующий?
— Пока нет, но надеюсь вскоре стать.
— Ой, как здорово. Ни у кого из наших ребят нет знакомых генералов.
— Ну бегите, не опаздывайте, — посторонился я, посмеиваясь. Надо было мне сразу идти в генералы. Народ не против.
Борис ради моего прихода даже вынырнул из кипы конспектов и умной литературы.
— Ну что?
— Лимит добрых дел выполнен и перевыполнен. Кто молодец? Я молодец!
— Ты нашёл свой потерянный взвод?
— А ты сомневался? Парад спасён. Ура, товарищи.
— Какой ещё парад?
— Военный, в честь дня Победы, который завтра всё-таки состоится.
— Подожди, парад, который парад? Из-за тебя он мог не состояться?
— Ты всё перепутал. Благодаря мне он состоится, а без меня они бы до сих пор выясняли, кто виноват, и что делать.
И я в красках поведал Борису о своей скромной лепте в деле проведения парада. Парень сперва подвис, а потом отчаянно спросил:
— Ну как, как у тебя это получается⁈
— Да всё просто. Находишь людей, заинтересованных друг в друге, и сводишь их лицом к лицу.
— А без тебя они не могли?
— Получается, не могли. Люди, Боря, вообще странные существа, иногда они проявляют редкостную слепоту и недальновидность. А после встречи со мной чудесным образом прозревают.
— Не удивительно. Ты умеешь всё переврать и перевернуть с ног на голову.
— Но ведь хорошо выходит. Иногда и слова неправды не скажешь, а все вокруг уже осознают и перевоспитываются. Кому от этого плохо? Или скажешь, что сегодня я тоже всё перевернул вверх ногами для своей выгоды?
— Этого я не говорил.
— Ещё бы! Ну а ты меня чем-нибудь порадуешь?
— Да, — надулся от гордости Борис. — Я Беляеву нашёл.
— Ну так с этого надо было начинать! В каком музее работает? И как нам с ней устроить рандеву?
— Устроим легко, если пообещаешь что-нибудь исполнить на гитаре.
— Мелкий вымогатель!
— Ты же только что сам учил — находишь двух людей, заинтересованных друг в друге… Она тебе за каким-то чёртом понадобилась, а её впечатлила твоя музыка.
— Зови! Обещай, что хочешь. Она мне очень срочно нужна для консультации по одному делу.
— Тогда завтра?
— Какие завтра? Сегодня! Сейчас.
— Ну ладно, если ты так настаиваешь…
— Боря, не буди во мне зверя. Звони скорее.
— А ты мне расскажешь, зачем тебе консультация музейного работника?
— Расскажу. Потом.
— А почему не сейчас? Я каждый раз силюсь угадать, что ты задумал, и каждый раз фантазии не хватает.
— Угадалка не отросла.
— Как же я буду тебе помогать, если ты мне ничего не рассказываешь?
— Тоже верно. Только, понимаешь, не всем я с тобой могу поделиться.
— Почему? Начальство совершенно секретного почтового ящика не разрешает? — ехидно ввернул Борис.
Я развернулся к нему и внимательно осмотрел снизу вверх и сверху вниз. Эх, парень, если бы я тебе всё рассказал…
— А ты язва, Боренька. Так с виду и не скажешь.
— Ну а чего ты меня вечно за сопляка держишь.
— Ладно, слушай сказочку, студент. Жил-был один начинающий журналист, молодой и любопытный, совсем как ты. Сунул он свой нос в какое-то стрёмное дело и обзавёлся очень дорогой и, как выяснилось, опасной вещицей. Вот она, — продемонстрировал я перстень.
— Что это? — протянул Борис свои загребущие ручонки.
Я позволил ему взвесить на ладони корявое, неправильной формы изделие древнего мастера, проникнуться духом старины и ароматом потускневшего от времени золота. Предсказуемо, реакция на вещицу оказалась сродни моей — удивление и недоумение. Не зная истории перстня, нечем там особо восхищаться.
— Вот об этом я и хочу узнать у твоей знакомой Беляевой Л. Г. Позвони ей, будь другом. Только не вздумай упоминать перстень. Просто скажи, что мы её удостоверение нашли и хотим вернуть. Дальше я сам.
— Так что это за перстень?
— На первый взгляд, ничего особого. Так, неумелая поделка. Вот мне и хочется узнать, что в нём такого ценного?
— А у журналиста спрашивал?
— Не получится. Его больше нет.
— Как нет?
— Никак нет. Добрые люди постарались избавиться. Так обычно бывает с теми, чьё любопытство не обеспечено силовой поддержкой.
— И ты так спокойно об этом говоришь?
— Я не впечатлительная девица, чтобы биться в истерике. Да и знаком я с ним лишь заочно. А вот наказать тех, кто парня погубил, постараюсь.
— Как перстень оказался у тебя?
— Мне его отдали. Девушка этого журналиста.
— И что ты с ним будешь делать? Продашь? Он же золотой, как я понимаю.
— Нет, я хочу вернуть его государству.
— А тебе какая в том выгода?
— Моральное удовлетворение от того, что справедливость восторжествует. Зло будет наказано. Чем не достойная цель?
Борис метнул на меня острый взгляд и поднял руки, будто сдаваясь.
— Ты самый странный и непредсказуемый человек, Сэв. Невозможно предугадать, что в следующий раз придумаешь или сделаешь.
— Да, я знаю. На том и стою. Звони.
Лариса Беляева, девушка неопределённого возраста в огромных очках, оказалась сотрудницей Краеведческого музея. Она долго и пространно благодарила