– Извини, патрон.

Приступать к работе очень не хотелось. Я попросил Женю раздать мне интернет, сказал, что нужно отправить пару рабочих писем, касающихся литературных дел (почему-то Женя считал меня настоящим писателем в отличие от Марата – может быть, потому, что я участвовал в московском форуме и печатался в толстых журналах). На выходных я даже не выходил в сеть, но оказалось, что пришло всего одно сообщение «вконтакте».

Оно было от Сигиты: «Как у тебя дела? Я каждый день плачу и очень скучаю».

Я так психанул, что даже откинул ноутбук на край кровати, стоявшей в вагончике. Постоял полминуты, потом взял себя в руки и ответил: «Наверное, скучаешь, пока он возит тебя в своей тачке, а плачешь, когда тычется тридцатисантиметровым хуем».

Замер. Подумал, поставил скобочку – первый в своей жизни смайлик.

Надо было оттереть остатки бетона с крыльца, вычистить газон. Хозяева сказали, что мы оставили за собой свинарник. Женя поручил уборку мне, сам же ковырялся внутри дома, подрубал отопительную систему. Я стоял здесь, в холодном ноябре, и смотрел на участок. Больше не могу находиться здесь, так я решил. Семь месяцев достаточно. Заглянул через окно: что он там делает, мой босс? Он внимательно читал инструкцию от желтой шайтановой машины, из нее торчали трубки и провода. Женя держал книжечку левой рукой, правой поглаживая отопительную систему. Она напоминала мотор огромного автомобиля, у которого выросли осьминожьи щупальца. Насколько глубоко Женя погрузился в чтение? Успею ли я?

Нельзя было терять ни минуты. Я быстро зашел в вагончик, собрал свои вещи, переоделся. Нашел ручку и листок бумаги. Нашел скотч. Приклеил записку к двери вагончика: «Женя, прости, пожалуйста, но больше не могу работать. Удачи, обнял». Денег у меня совсем не было, только жетон на метро, но я отключил телефон и вышел на трассу. Первая же машина, какая-то разбитая «шестерка», остановилась, когда я вскинул руку.

– Вы в Питер?

– Садись.

Судя по виду, они были двумя подсобниками, как и я. Спорили всю дорогу. Я сидел на заднем сиденье и слушал их странный разговор.

– Говорим, что света не было, так? – Так. Но если он проверит? – А как он проверит? – Ну как-то проверит. – А что нам сказать? Может, типа что-то у твоей жены случилось?

Они меня высадили у Комендантского проспекта.

– На бензин можешь докинуть?

– Простите, мужики. У меня ноль. Сам только что свалил с объекта.

Я был свободен. Марат звал устанавливать двери с ним, но это завтра или позже. Я подумал о Лене, о том, что проведу с ней эту ночь, и у меня встал.

Марат сказал:

– Мы сейчас находимся в романе. Это все материал для одной из твоих лучших книг. Живете чуть не вдесятером, как в бараке, воруете еду в магазинах, ну и главное, конечно, это наша работа.

Когда я просыпался, как правило, все еще спали. Наша с Леной берложка была за шкафом, на икеевском тонком матрасе, под журнальными вырезками, приклеенными Костей и Дарьей на стену. Под молодым Томом Йорком в болотном дождевике, по пояс голой Кейт Мосс, стоящей спиной и повернувшей отрешенный взгляд в объектив, под какими-то цитатами и случайными страницами. Поживи в этом моменте, говорил Марат. Прошлое не вернуть.

Я вставал, целовал Лену, она сонно улыбалась. Подсвечивая себе дисплеем мобильника, перешагивал через Вовика Негра-Негра (обычно он спал один, но несколько раз приводил баб – это были, как говорится, «шавки» в футболках-поло «Лакост» или что-то типа того, простые и раскрепощенные), тихонько ступая, изредка спотыкаясь о книги, которыми был усеян пол, проходил мимо платонической пары Костя-Дарья. Они спали ближе к выходу из комнаты, их головы были почти под хлипким столиком Кости, рабочее пространство над которым было украшено портретом величайшего писателя Кирилла «Сжигателя трупов» Рябова, сделанным в офисе магазина бытовой техники, когда я покупал на его имя ноутбук в кредит.

На кухне я ставил воду для овсянки, реже готовил яичницу, делал легкую зарядку-разминку. Тут было довольно тесно, чтобы отжаться, нужно было поставить табуреты на стол. Моей спине не очень нравилась эта работа. После завтрака делал контрольный звонок Марату – да, проснулся, собрался, – укладывал сумку с инструментом на тележку с колесиками, в коридоре, почти на выходе, как раз заставал сонного Вовика Негра-Негра, трущего свой нос и прическу одной рукой, почесывающего яйца в семейниках другой, нехотя собиравшегося продавать унитазы.

– Толерантная зига! – говорил я ему полушепотом.

– Хуй мусорам, – отвечал он, подмигивая.

Мы говорили, что живем в «Автово», но это было не совсем так. На таком же расстоянии, даже чуть ближе, было метро «Проспект Ветеранов», где жил Марат с женой, ее родителями и сыновьями. Просто, говоря «Автово», наверное, я и Костя пытались приблизить центр города, до которого было от нас ехать и ехать.

До Марата я добирался на троллейбусе.

– Здаров, сынок!

– Добрейшее, отец!

Спускались в метро или прыгали на маршрутку, два работяги с сумками, запачканными монтажной пеной. Я дремал, и время шло очень медленно. Думал о сексе с Леной, хотел провалиться в воспоминание о минувшей ночи, о том, как мы лежим за шкафом в позе «чайные ложки» и слышно, что Костя с Дарьей смотрят сериал или фильм, только в оригинале (Костя же сноб!). Приходится делать все очень тихо, дышать только через нос, не издавая ни звука, и от этого возбуждение нарастает. Половой хуй набухает в Лене, медленно-медленно достаю до дна колодца и возвращаюсь ко входу, дразню, скользя по поверхности, пока желание не заставляет погрузиться в нее вновь. Лицевые мышцы дрожат, сдерживая всхлип.