Помню, я шел по дороге, вяло вздернув руку, смотрел куда-то вдаль и думал, что хорошо бы просто идти так и идти, пока не потеряешься в пути. Это продолжалось, наверное, целый час. Наконец, меня подцепил зануда на джипе, он ехал со своим сыном. Сын сидел сзади, пацан лет десяти. Я сел спереди. Водитель спрашивал, я отвечал. Говорил, что еду сниматься в фильме. Он спросил что-то про ВГИК, приятно, говорит, встретить интеллигентного человека. Я мычал «угу» и кивал, «да-да». Это приятно вас встретить, доброго человека. Потом пришлось ехать в электричке от Химок. Я стоял в тамбуре, уставившись в окно, когда меня ткнул молодой гопник в белой ветровке:

– Че смотришь? – спросил он.

– Мы, случаем, не знакомы? Кажется, я был на вашем спектакле, – ответил я. Точно, чувак напоминал мне какого-то актера, с которым когда-то пересекался по учебе, хоть на спектакли, понятно, я сроду не ходил.

– Ты еще и лыбишься, сука? – сказал гопник и рассмеялся. Он, кажется, был тоже под чем-то, как и я. Но тут вышел его дружок и утащил гопника.

– Я запомню тебя! – заорал гопник.

Страшно не было, я просто смотрел и улыбался. Вот она какая, Москва, если въезжаешь через Химки. Мне предстояла первая смена в фильме у Дэца. Мотор был запланирован на десять вечера. Я добрался на три часа раньше и, пока шла подготовка, уснул.

Когда я засыпал, никого не было, кроме Дэца и Авдотьи – будущей королевы московской моды, тогда она еще была студенткой художественного факультета. Когда я проснулся, в этой квартире была куча людей. Помимо моего напарника актера, исполнителя второй главной роли, тут были одногруппники Дэца, одногруппники оператора, был даже Илья Знойный, мой бывший товарищ, отказавшийся от дружбы со мной из-за того, что, как я подозреваю, сам же и присунул моей бабе! Вот он, здесь. То ли фильм действительно был исключительный, что всем хотелось посмотреть первую смену, то ли у них было принято приходить всей толпой и мешать друг другу делать что-то стоящее.

Я подошел к Илье Знойному и встал рядом с ним, пока он с кем-то общался. Илья Знойный кивнул мне, как незначительному знакомому, и отвернулся. Я уж не знал, то ли броситься к нему в объятия и попытаться поднять нашу дружбу из пепла, то ли дать ему в челюсть. Я заорал так, чтобы он испугался:

– Где мне сожрать что-нибудь по вегану, Дэц?!

– Посмотри в тех пакетах!

Я засел в углу, недовольно напился растворимого кофе и съел винегрет. К моему удивлению, к команде «мотор» все лишние люди рассосались. Остался только оператор и его ассистент, Дэц и его ассистент, звукарь и Авдотья, отвечающая за красоту в кадре и за грим. Комната была задекорирована в холостяцкую берлогу, был элемент утопического безвременья – это Дэц с Авдотьей круто сделали. Подходило под мой сценарий, – у меня было правило, что герои не пользуются мобильниками, не сидят за ноутбуками, не переписываются в ай-си-кью, чтобы скука дней наших не попадала в фильм. Здесь все соответствовало и даже превосходило мою задумку.

Снимали мой монолог. Я говорил своему молодому напарнику, актеру Вове:

– Я-то как раз умею обращаться с женщинами. – Флешбэк, как я лежу в проеме, подложив голову под дверь, как под лезвие гильотины, не давая девушке прогнать меня: «Давай закрой за мной дверь!» – Но хочу тебе рассказать свой сон. Мне приснилась твоя подруга, Таня, почему-то я должен был с ней переспать. Но не знаю, кажется, я был тобой в этом сне. И вот я, или же это был ты, Стасик, раздеваю Таню.

– Я не хочу это слушать! – он покачал головой одновременно встревоженно и насмешливо. Неплохой актер, подумал я.

– Да там ничего страшного, братан. Короче, я ее раздеваю, но ты не ревнуй. Раздеваю. Но вдруг вспоминаю другой сон. Мне снилось, что у всех девчонок были зубы в вагинах. И я думаю, что, значит, придется пойти другим путем. Не хочется, чтобы шляпу мою откусили.

– Боюсь, мне придется кинуть в тебя перчаткой, брат, – сказал актер Вова полувопросительно. Да, вгиковская школа не так плоха, как о ней говорят, подумал я.

– Нет, во сне я понимаю, что это не моя девушка, и приходится заменить ее на любую другую. В общем, я хотел сказать, что наше дело, наше решение преступить закон настолько нас сблизило, что мое подсознание слило нас воедино в этом сне. И, чтобы отделиться от этого, дорогой сиамский близнец, слияния, чтобы отрезать тебя, я говорю: «Нет, Таня!» – и изобретаю другую девушку, и засовываю ей в дымоход.

– Ты только что спас свою жизнь, – ответил на это актер Вова. Мне кажется, он уже не очень уверен, и хочет спалиться. Но я продолжаю нести чушь:

– Следующий фрагмент: я в душе и чувствую неприятный запах. Я смотрю вниз. Смотрю вниз, а он весь…

– Мерзкий ты тип, – все, вот он и выпал из роли. Я тоже не смог больше идти по канату:

– Так, ребят. Я не знаю, надо что-то делать с этой репликой. Но про член в говне я не буду говорить.

– Стоп. Женя, ты вообще что там рассказываешь? Какой сиамский близнец? – Наверное, будь это другой режиссер, он сейчас бы начал орать. Но Дэц – самый спокойный и ровный парень в этой профессии.

– Просто я хотел как-то оживить сцену. Не на пленку же снимаем.

– Чтобы не говорить «он весь в говне», предлагаю сказать «он весь шоколадный», – сказал ассистент режиссера.

– Саша, ты гений! – ответил я.

– Давай все-таки ты объяснишь мне, что мы делаем, – попросил актер Вова.

– Все отлично, – сказал я. – Давайте еще разок.

– Вообще-то, я тут режиссер, – сказал Дэц.

Мне нравилось. Я поймал себя на том, что стал верить в этот фильм. Но к утру, когда мы снимали флешбэк, сил уже почти не было. Я лежал в дверях, и актриса стояла надо мной, моя дальняя знакомая Катя с продюсерского факультета, которую я пару лет назад пытался поцеловать по пьяни. Она играла мою девушку (Сигиту) и была одновременно собой – той, с кем я рассчитывал изменить Сигите, – и самой Сигитой. Это все давало слишком много слоев, странно.

– Закрой за мной дверь, давай, – говорил я снова и снова, снимали с разных ракурсов. Переставляли камеру, опять снимали, и уже наступило утро. Первые дни знакомства с Сигитой, начало нашего романа, когда я пришел к ней и не хотел уходить, все это ожило теперь в фильме.

Мы досняли эпизод, и я думал, что поеду домой. Но Дэц сказал: еще одна сцена в ванной. Я хотел сказать: нет, больше не могу. Но взял себя в руки, это – кино, смены здесь длятся и дольше. Дэц молодец, работает. Я помнил его семнадцатилетним абитуриентом, внешне Дэц мало изменился за эти три года, стал немного выше, ссутулился и погрустнел; помню, как он был уверен в собственном моногамном счастье на вступительных экзаменах. На его туловище была набита татуировка «Helen’s property» (закрасил ли он ее?), и Дэц говорил, что станет режиссером, чтобы снять фильм о своей девушке, об их отношениях. Но потом пошла студенческая жизнь, необходимость работы с актрисами, в которых он неожиданно для себя стал влюбляться. Изначально не особо хотелось отдавать ему сценарий, веры в его талант у меня не было. Но когда он в очередной раз чуть не заплакал, говоря об этом фильме, я понял, что кроме него в этом мире эта история никому не нужна. Ладно, Дэц скинул потаенную ссылку на свою экранизацию рассказа «Самая красивая женщина в городе». И там была закольцовка, которая мне не только понравилась, но и казалась очень соответствующей духу Буковски.