Но стоило мне вспомнить о его ночном звонке и подумать, что он всего в паре улиц от меня, всякое сомнение затухало, словно искра на ветру.

К счастью, могу я теперь сказать. Так как единственно верным решением было все-таки поехать в Нойштадт. Вероятно, когда человеку плохо, лучшее место для него – те самые четыре стены, в которых он вырос. В этих стенах мир остается прежним, даже если все остальное обращается в прах и пепел.

Я хорошо помню тот момент пять недель назад, когда сошла с поезда и оказалась на нойштадтском вокзале. Все вокруг было знакомым, но ощущения стали совершенно иными. Впервые с тех пор, как произошла вся эта история с Элиасом, я смогла дышать. По-настоящему дышать.

Почти все время я проводила с кем-нибудь из родителей, и в этом были свои плюсы и минусы. Нередко мне хотелось побыть в тишине и одиночестве. С другой стороны, в присутствии других людей мне приходилось брать себя в руки, и я не могла самозабвенно копаться в своих проблемах, как бы мне ни хотелось. И это шло мне на пользу.

Большую часть времени притворство удавалось мне на славу. Однако иногда отец посматривал на меня так, что я начинала сомневаться в своих актерских талантах. Мой отец не из тех людей, кто станет выпытывать все о твоих проблемах и вынесет тебе мозги расспросами. Взглядами он давал понять: я заметил, что не всё в порядке, – и предоставлял мне решать, хочу ли я об этом говорить.

Обычно, когда от меня ждут откровенности, я начинаю ощущать себя как в ловушке. Но в данном случае было немаловажное отличие: отец как раз таки ничего от меня не ждал. Он вел себя сдержанно, не пытался давить и в то же время дарил мне прекрасное чувство, что вокруг есть люди, для которых я много значу и которым небезразличны мои переживания. За это я была ему очень благодарна.

Поначалу я не собиралась откликаться на его невысказанное предложение. Но две недели назад все изменилось.

Я лежала в моей старой кровати – за всю ночь мне так и не удалось сомкнуть глаз. Бессонница была настоящей пыткой. Вот уже несколько недель я ночь напролет ожидала одного и того же, и это сводило меня с ума. Я отбрасывала одеяло и снова куталась в него, бралась за книжку и откладывала ее, включала телевизор и выключала, вставала, ходила кругами по комнате, снова ложилась, переворачивалась на левый бок, на правый, на спину, обратно – и начинала все сначала. Это продолжалось часами. Я думала, у меня не выдержат нервы, думала, что начну срывать обои со стен и выпрыгну из собственной кожи. Что-то же должно измениться! Что-то должно произойти! Так не могло больше продолжаться, я понимала это ясно, как никогда.

Было пять часов утра, когда я выскочила из постели, натянула первое, что попалось под руку, и вытащила из шкафа в коридоре отцовское снаряжение для рыбалки. Он очень удивился, когда я в полной экипировке ввалилась в родительскую спальню и стала дергать одеяло. Таким манером дочь его еще никогда не будила. Раза три он моргнул, но не прошло и пяти секунд, как он откинул одеяло и вылез из постели.

– Если дочь захотела пойти со мной порыбачить, надо торопиться, пока она не передумала!

С этими словами он влез в тапки и скрылся в ванной.

Вот за это я и люблю отца.

Не прошло и сорока пяти минут, а мы уже сидели на старой, подгнившей скамейке на маленьком озере, над которым висел туман. На траве поблескивал ночной иней. Солнце еще не взошло, вдали на горизонте занималась светло-голубая заря. На мне были два свитера и толстая куртка, но я все равно ужасно мерзла. Однако свежий воздух изрядно бодрил, и мое смятение немного улеглось. Достав из корзины две кружки, я налила себе и отцу кофе. Я сварила его, пока отец одевался в ванной, и перелила в большой красный термос. Обеими руками обхватив дымящуюся кружку, я чувствовала, как отогреваются пальцы.

Отец закинул удочку, закрепил ее в держателе и подсел ко мне.

– Спасибо, – поблагодарил он за кофе.

– Не за что, – ответила я.

И за целый час мы больше не перемолвились ни словом. Ни с кем на свете не молчится так приятно, как с отцом. Раньше мы часто ездили куда-нибудь, устраивали пешие прогулки, играли в мини-гольф или спонтанно садились на поезд и отправлялись в какой-нибудь большой город. Но с тех пор, как я перебралась в Берлин, многое, конечно, поменялось. Я часто думала, как здорово было бы просто сесть с ним в машину и поехать куда-нибудь на природу, без цели и плана. Побыть с ним наедине, как прежде. И все стало бы не так ужасно. Сейчас, когда я сидела возле него на берегу, ощущение было таким привычным, что мне казалось, будто я никогда никуда и не уезжала.

Когда отец налил себе уже третью кружку кофе, я вдруг заговорила. Слова рвались наружу. Я стала рассказывать с самого начала, когда почти семь месяцев назад мы с Элиасом вновь встретились. Только имя я не упоминала. Ни разу. Я все время называла его «этот мужчина». Я поведала отцу, что произошло между мной и «этим мужчиной» за минувшие полгода. Сперва намерения у него были однозначные, и я не испытывала к нему ни малейшего интереса. Но постепенно наши отношения менялись, или по крайней мере я считала, что они меняются. Я рассказала, как Элиас чуть ли не каждый день наведывался ко мне под разными предлогами и звонил по ночам. В то же время началась моя переписка с анонимом. Я описала, как в конце концов запуталась в собственных чувствах и сама перестала понимать, как отношусь к человеку, которого к тому времени перестала считать просто симпатичным придурком. Не умолчала я и о том, как он признался мне в любви: это признание уничтожило последние сомнения и заставило меня без оглядки отдаться чувствам. Но не прошло и суток, как выяснилось, что письма по электронной почте слал мне тоже он и все это было не более чем игрой, и мне осталось только проклинать себя за свою несусветную глупость.

Выговорившись, я почувствовала себя на десять кило легче.

Отец не перебил меня ни разу. Глядя на воду, он продолжал молчать и после того, как я закончила свой длинный монолог.

Наконец он спокойно спросил:

– Но зачем он так поступил?

Я была готова к чему угодно. Вероятнее всего, он должен был воскликнуть: «Скажи мне, где живет этот негодяй, и я его прибью!» Но вариант, который избрал мой отец, противоречил всем моим ожиданиям. И я совершенно не знала, что на это отвечать.

– Понятия не имею, – пробормотала я. – Может быть, его это развлекало?

– Может быть? – повторил он. – Стало быть, ты не уверена?

Я была уверена, хотя… Да нет же. Ну… я так думаю. Я опустила взгляд на собственные ноги, постучала ботинками друг о дружку и пожала плечами.

– Ну хорошо, – сказал отец. – У меня есть две версии. Хочешь их услышать?

Я кивнула:

– Конечно!

– Версия первая: ты действительно повстречала самого большого подлеца, какой только есть на нашей планете.

Ну вот, я же знала, что с отцом можно все обсудить. Здорово, когда люди так хорошо понимают друг друга. Отец никогда не подведет.