Когда играешь с огнем, немудрено обжечься.

Любая мать предупреждает ребенка: не трогай плиту! Я сама для себя была такой матерью, а потом решила проигнорировать собственное предостережение и все-таки протянула руку. А теперь гадаю: как залечить ожоги?

Темнело. Я не знала, где нахожусь. Улицы казались и знакомыми, и в то же время чужими. Словно я здесь впервые, хотя бывала во всех этих местах по сто раз.

Стало холоднее. На мне были только джинсы и обычный свитерок. Не далее чем вчера ноябрьский вечер казался мне таким теплым… А теперь холод пробрал до костей, угнездился в них и, казалось, сеял внутри тьму и безнадежность.

Звякнул телефон. Я натянула рукава до самых пальцев, крепче обхватила себя руками и поплелась дальше.

* * *

Было уже поздно, когда я невесть как выбрела к общежитию. Лишь в нескольких окнах еще горел свет. Руки и ноги онемели от холода, пальцы я даже не чувствовала. Будь моя воля, я бы никогда сюда не вернулась. Но здесь мой дом. Нужно же где-то ночевать.

Я заставила себя подняться по лестнице и вынула из кармана ключ. Руки так закоченели, что я справилась с замком только с четвертой попытки. В комнате было темно и, как мне показалось, очень тепло. Но, как всюду и всегда, первое впечатление и тут оказалось обманчивым.

Я зажгла ночник и увидела на своей кровати лист бумаги.

Привет, крошка,

я сегодня ночую у Николаса.

Звонила Алекс. Просила, чтобы ты ей перезвонила.

Спокойной ночи! До завтра.

Ева.

Я отложила записку. Некоторое время смотрела на кровать – смотрела и не могла отвести взгляд. Затем пошла в ванную и закрыла дверь. Пустила воду и сунула пальцы под кран. Теплая струя окатила их – словно тысяча иголочек впились в кожу. Я держала пальцы под водой, пока боль не прошла. Через несколько минут руки из синеватых стали красными, и я почувствовала, что в них потихоньку возвращается жизнь.

Если бы все можно было так легко исправить.

Вытерев руки полотенцем, я вытащила из кармана джинсов телефон. Два пропущенных вызова и одно сообщение.

От: Алекс

Я уже несколько раз пыталась с тобой связаться. Где ты? Как ты? Не хочешь ли со мной поговорить?

Можешь звонить хоть среди ночи. В любое время, Эмили.

Я тебя люблю.

От: Эмили

Алекс, не переживай ты так. Со мной все в порядке. Я просто прошвырнулась по городу. Сейчас ложусь в постель и собираюсь спать. Увидимся на днях, ладно?

Я тоже тебя люблю. Ты настоящее сокровище. Спокойной ночи.

* * *

Засунув телефон обратно в карман, я шагнула к закрытой двери. Но перед самым порогом остановилась. Стояла не шевелясь и смотрела на дверь. Там, снаружи, меня ждет кровать. Я вернулась назад, привалилась спиной к кафельной стене и закрыла глаза. Глубоко вздохнула. Но под веками не воцарилась вожделенная тьма – я увидела нас с Элиасом, которые сегодня утром лежали на кровати рядом. Ласкали друг друга. Целовались.

Колени подкосились, и я сползла спиной по стене. Осев на пол, я обхватила руками согнутые колени и уронила на них голову. И заплакала.

Я сидела за столом, согнувшись в три погибели. Передо мной в чудовищном беспорядке валялись конспекты, выписки, листочки и ручки. Завтра утром мне предстоял последний экзамен, и только он отделял меня от окончания шестого семестра.

В отличие от многих, занималась я охотно. Задача была несложная: выучить и рассказать. Проще некуда. К тому же зубрежка помогала отвлечься от грустных мыслей.

– Ты не находишь, что пора сделать перерыв? – спросила Алекс.

Я подняла взгляд от конспекта. Лучшая подруга сидела по-турецки на моей кровати и листала журнал. Длинные локоны спускались на плечи и обрамляли хорошенькое личико. Разрез глаз и прямой нос напоминали об Элиасе. Если вглядеться как следует, сразу становилось ясно, что они брат и сестра.

– Я же говорила, что тебе будет скучно.

– Знаю, – ответила она. – Но я не думала, что ты будешь непрерывно пялиться в эти листочки.

– Алекс, в этом же и заключается суть учебы.

Она опустила журнал.

– Но ты вот уже две недели ничем другим не занимаешься, Эмили. Мы даже видеться перестали. Ты постоянно находишь какие-то отговорки. Если бы я сегодня не явилась сама, ты бы опять от меня отделалась.

– Но я действительно занята.

– Эта фраза меня уже задолбала, – ответила она. – Маленький перерывчик-то можно сделать, правда?

Я бросила взгляд на часы, а затем снова на конспекты. Конечно, теоретически вполне можно сделать перерыв. Но хочу ли я этого? Лучше бы Алекс не приходила. Я очень хорошо к ней отношусь и меньше всего хочу ее обидеть, но в этот момент я бы предпочла остаться наедине с учебниками. Сейчас я не могу быть ей хорошей подругой.

Алекс заметила, что я колеблюсь, и соскочила с кровати.

– Давай-ка себя любимых хоть кофейком порадуем – что скажешь?

Кофе. Она прекрасно знала, что это мое слабое место. Я со вздохом кивнула, она довольно улыбнулась и вихрем унеслась. Оставшись ненадолго одна, я вновь уткнулась в конспект семинара.

Я успела пробежать глазами еще страницу до того, как Алекс вернулась.

– Спасибо, – поблагодарила я, взяв из ее рук теплый стаканчик.

Она вернулась на кровать, приняла прежнюю позу и сделала глоток. И тут же зашипела и прижала руку ко рту.

– Это же просто кипяток! Я обожгла язык!

Я вздернула брови.

– Печаль-беда, – посочувствовала я. – Нужно на кофемашины вешать предостерегающие таблички. Иначе ведь ни за что не догадаешься, что кофе-то будет горячий.

– Ну конечно, – обиделась она, – тебе хорошо ехидничать. Ты-то язык не обожгла.

– Я не такая нетерпеливая, как ты.

Она наморщила носик и стала дуть на кофе, надеясь его охладить. Спустя некоторое время она вновь посмотрела на меня, и я сразу узнала этот особый взгляд, который она часто бросала на меня в последнее время.

После той истории с Элиасом мы с Алекс несколько раз случайно пересекались в университете. Перебрасывались ничего не значащими фразами, но рано или поздно обязательно наступал момент, когда воцарялось неприятное молчание – и она смотрела на меня ровно этим взглядом. В такие моменты имя Элиаса нависало над нами многотонным грузом.

– Как ты сдала? – быстро спросила я.

– Ты об оценках? Только завтра узнаю.

– Ну а как предчувствие – хорошее?