Макс посмотрел ей в глаза и слегка покачал головой.

– Какую там нить, – возразил он. – Скорее уж канат! Ты вообще слушала, что я говорю?

– Ну, – пролепетала Аня, – в общем…

– И в общем, и в частности, – заключил Макс, – понятно.

– Извини, – повторила она и покраснела, – я задумалась.

– «Задумалась» – это слабо сказано. Я бы сказал, «глубокое погружение». Ты бы видела свои глаза!

– Глаза? А что с ними не так?

– Совершенно отсутствующее выражение. Куда нырнула?

В самом деле, куда? Разве это объяснишь? Как на этот вопрос ответить, если сама не понимаешь, а только чувствуешь что-то? А может, это просто прилив плохого настроения: тучка нашла, и все? Это бывает.

– Да так, – ответила Аня по возможности беспечно, – хандра напала. Не обращай внимания.

– Совсем не обращать? Это как же? Я тут, понимаешь, заливаюсь соловьем, а мои трели только воздух сотрясают? Блистаю красноречием, а мой слушатель оказывается сфинксом египетским.

– И о чем же ты пел, соловушка? Урони несколько перлов. Слушатель развесил уши – большие, как у слона.

– Повторять неинтересно – все равно что второй раз жевать ту же котлету.

– Ну, скажи что-нибудь новое. Ты о чем говорил?

– Да так, уже не важно.

– Может, не такие уж и перлы это были?

– Может быть, – неожиданно легко согласился Макс. – Смотри! – воскликнул он, показывая налево.

Аня посмотрела туда, но не увидела ничего особенного, ничего такого, что могло бы вызвать повышенное внимание.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, глядя на совершенно обычную каменную кладку.

– А вот что! – сказал он – и поцеловал ее.

В Верхнем городе, внутри крепостных стен, было многолюдно. Разумеется, тут всегда хватало публики. Туристы не переводятся здесь круглый год, что и неудивительно. Каркассон – это туристический объект первой величины. Но сегодня было как-то уж слишком много народу, так что трудно было протолкнуться. Аню с Максом втянуло в этот людской поток и повлекло от городских ворот в сторону Рыночной площади. Аня взяла Макса за руку.

– Ну прямо как Гензель и Гретель, – сыронизировал Макс, – «…они пошли, взявшись за руки», – процитировал он и, глядя на Аню, улыбнулся. – Что? Боишься потеряться? – добавил он чуть погодя.

– Боюсь, – ответила она. – Если мы потеряемся в таком столпотворении, то как потом найдем друг друга?

– Но ведь есть же мобильники! – ответил Макс. – Созвонимся. Какие проблемы?

– Нужно же еще сориентироваться, – вяло возразила Аня.

Она понимала, что Макс прав и ее возражение несостоятельно, но все равно испытывала какую-то неуверенность. Она чувствовала себя не в своей тарелке.

Может, все дело было в толпе, среди которой они оказались? Как-то раз в детстве Аня попала в дикую давку в электричке. Дело было на праздники, и вагон был набит битком. Аня вынуждена была держать руки по швам, так как пошевелить ими не было никакой возможности. К тому же из-за тесноты и из-за спертого воздуха было тяжело дышать, и она испугалась, что задохнется. После этого Аня долго не ездила на электричках. Тот случай, по-видимому, оставил психологическую травму, и вот сейчас, как знать, может быть, все это вновь напомнило о себе? Ане хотелось думать, что все дело только в этом.

– Уж сориентируемся как-нибудь, – заметил Макс. – Хотя да, – согласился он, – толпень сегодня неслабая. Базарный день, что ли? Или сезон отстрела туристов еще не начался?

Аня улыбнулась, все еще думая о своем. Но затем перед ее мысленным взором возникло «объявление» в газете: «В связи с началом сезона отстрела туристов и отлова туристского молодняка напоминаем о соблюдении квот и обязательном наличии лицензии». И что это ей лезет в голову? Подобный чернушный юмор был для нее совсем не характерен. Хотя это ведь Макс навел ее на это. Такие шуточки были, вообще говоря, в его духе.

– Что-то у тебя какая-то замедленная реакция, – произнес Макс, – смеешься через минуту после хохмы.

– Да, я вообще сегодня вся какая-то не такая, – ответила Аня, не вдаваясь в подробности: зачем Макса грузить?

– Ну-ну, «я не такая – я жду трамвая»! – улыбнулся Макс.

Аня улыбнулась в ответ. Она почувствовала явное облегчение. Макс извлек из кармана айфон и сфотографировал ее, затем сделал еще несколько снимков. Она дурачилась, принимая всякие забавные позы. Макс стал снимать на видео.

– «Я сегодня не такой, как вчера», – продолжал веселиться он, – а тем более позавчера. Я уж не говорю о позапозавчера. А пять дней назад – это вообще кошмар!

– А завтра, – со смехом подхватила Аня, – я буду не такой, как сегодня!

– А уж послезавтра я буду похож черт знает на что!

– А дальше лучше и не заглядывать! – подыграла Аня.

Ей стало весело и легко на сердце, и она отдалась этой словесной игре, по-прежнему шутливо позируя. Она была в эти минуты удивительно хороша: в бело-голубом шелковом сарафанчике, открывавшем плечи и подчеркивающим высокую грудь, а внизу свободном, словно летящем за нею. Хвостик, в который она собрала светло-русые волосы, качался туда-сюда, когда она вертела головой.

Макс уже не трепался и не играл скетч. Очарованный, он молча снимал Аню на свой айфон, забыв обо всем, ловя возможность и стремясь запечатлеть эти мимолетные моменты ничем не омраченной радости и гармонии. Он уже не обращал внимания на окружающее, забыв, что находится в толпе, словно не замечая ее. А между тем толпа продолжала движение, невольно увлекая занятых друг другом Аню и Макса туда, куда направлялась.

Широкое пространство открылось неожиданно. Высокие каменные стены, с обеих сторон сжимавшие узкую улицу, по которой они шли, внезапно расступились, и на Аню с Максом обрушилось половодье красок и звуков. Аня поняла, что они оказались на Рыночной площади, на которой им уже пришлось однажды побывать. Но то было вечером, и по площади прогуливалось не более двух десятков человек. А сейчас она была буквально запружена людьми, сотнями людей, которые находились в непрерывном движении. Они сновали туда-сюда, создавая впечатление мельтешения. И этот человеческий муравейник еще и производил оглушительный шум, как на… Ну конечно, это был базар!

Собственно, это было в порядке вещей на Рыночной-то площади! Но…

Но дело в том, что базар этот был средневековым.

Площадь была полна лавок и домиков, в которых торговали или что-то изготавливали прямо на месте. Продавцы и ремесленники, точно так же как и посетители, были одеты в средневековые одежды. На мужчинах были разноцветные хламиды из грубой шерсти или льна, перетянутые кожаными поясами, на которых висели кожаные кошели, подчас отделанные мехом, ноги были обтянуты узкими облегающими штанами-шоссами. На головах у мужчин были мягкие суконные шапки, некоторые из них были украшены пером. Там и сям мелькали стражники в блестевших на солнце шлемах, с копьями или луками и стрелами, а также со щитами, на которых красовались различные геральдические эмблемы.