— Научилась, — коротко обронила Нина, поеживаясь от неприятного забытого ощущения. — И в коммуналке больше мы не живем. Не такая шикарная квартира, как у тебя, но отдельная. А в коммуналке прописаны остались, под снос ее готовят. Может, ребята как раз дорастут до того момента.

— Что-то ты им до хрена жилья уготовить собралась! — взвизгнул Садиков, быстро сживаясь с новой ролью. — Под снос им!.. Мою хату им!.. Набаловала!

— Нет. Они хорошие. — Нина опустила голову. — Ты только посмей их обидеть, сволочь! Только посмей!!! Задушу собственными руками…

— Что же мне делать-то теперь?! Куда ни шагни, ты тут же ограничения ставишь! — он шлепнул себя по ляжкам. — Как же мне тогда существовать рядом с вами?!

— Ты должен научиться их любить, Сима. Они этого ждут от тебя, не воспитания, нет. С этим я за десять лет справилась. Ребята растут хорошие. Ты должен научиться их любить. Большего я от тебя не жду. А теперь… Теперь едем домой.

— Тапки бы хоть позволила мне из квартиры забрать, — проворчал он, покосившись на ее точеный профиль. — Явлюсь полуголый с пустыми руками. Нехорошо как-то…

— Я все предусмотрела, Садиков. Все! Твои вещи лежат в багажнике. Вещи и подарки детям. Все! С богом…

Дугов Николай Иванович встретил их в состоянии жуткого профессионального запоя. Это он им так отрапортовал, улыбнувшись пьяно и открыто.

— У меня случается, знаете, — хмыкнул он прямо у порога, размахивая ополовиненной бутылкой виски, едва не задев Олесю по носу.

Был он очень высоким, очень крепким на вид и очень симпатичным даже в таком вот небритом, запойном и взлохмаченном состоянии.

Из всей одежды на нем имелись короткие шорты, обнажавшие его длинные волосатые ноги, изляпанная краской футболка, напоминающая по виду географическую карту неведомой экзотической страны, и тапки на босу ногу.

— Организм нуждается во встряске, — принялся разглагольствовать Дугов прямо у входной двери, красноречивым жестом пригласив их в глубь дома. — Талант, он же… он же требует новых впечатлений, ощущений, и тут помогает что-то одно: либо женщина, либо алкоголь. И то и другое прекрасный допинг, поверьте. Да вы входите, входите, не нужно стесняться моего состояния.

Состояние было безобразным. И безобразным были все последствия этого состояния. Всюду грязь. Разбросанные тюбики с краской, пустые бутылки из-под спиртного, одноразовая посуда с засохшими остатками еды и на этом фоне множество незаконченных холстов с обнаженными натурами, расположенных на треножниках полукругом в центре загаженной гостиной.

На одном полотнище не хватало головы, на другом руки, где-то отсутствовали ноги. Вместо лица на каждой картине зияло рваное белое пятно.

Зрелище было жутким.

Олеся медленно ступала между стаканами и бутылками, разбросанными повсюду, пытаясь найти хоть какой-то островок для того, чтобы присесть или хотя бы постоять нормально, пока будет длиться беседа.

Хальченков тот особо не церемонился. Подошел к дивану. Ухватил покрывало, сворачивая кульком, стянул с дивана вместе с тем, что на нем валялось, а там чего только не было. Швырнул все это на пол и сел, без стеснения разглядывая голоногого хозяина.

— Олесь, ты чего там притихла? — позвал он, не переставая смотреть на Дугова с презрительной брезгливостью. — Иди сюда, присаживайся. Устанешь стоять, пока мы будем говорить с Николаем Ивановичем.

Дугов моментально занервничал. Дернул заросшим недельной щетиной подбородком и ворчливо произнес:

— У меня, знаете ли, со временем как-то не очень… Я бы попросил… Вы же говорили, позвонив мне, что это всего лишь краткая личная беседа и не более того и…

— Да вы не нервничайте так, Николай Иванович. — Хальченков улыбнулся ему в излюбленной своей манере добряка парня. Распахнул дубленку и пожаловался, скорчив обиженную гримасу. — Жарко тут у вас… А насчет времени я вам вот что хочу заметить… Если мы не вовремя, то давайте-ка вы к нам, а? По повесточке, в официальном порядке… А то, действительно, непорядок. Врываемся в частные владения, нарушаем покой приличных граждан, когда ейные пребывают в состоянии творческого поиска. Так что, Николай Иванович, вы к нам или мы у вас, а?

Олесю передернуло.

Ну, до чего же он мог быть противным — этот Хальченков Виктор Георгиевич.

Просто невыносима его манера лениво цедить из себя простые вроде бы слова, которые обрушивались на голову собеседника тяжелыми булыжниками. И ведь не увернуться же при этом!..

Разве так можно с людьми?! Чего он к нему прицепился, к Дугову этому? У человека же горе. Его любимая женщина умерла страшной смертью, оставив его в одиночестве. Так мало этого, она ему еще и изменяла, и не с одним мужчиной, если вносить в список еще и Хабарова.

Это был удар.

Изменять?! Ему?! Содержащему в личном штате дюжину наложниц. Пользующемуся заслуженным вниманием представительниц прекрасной половины человечества. Причем на разных уровнях, Хальченков специально узнавал. Так вот такому мужчине и изменять?! А потом еще взять и так бесславно погибнуть!..

Дугов выпад Хальченкова оставил без внимания, сосредоточившись полностью на Олесе.

Посмотрел на нее раз, другой, склоняя голову то на одно плечо, то на другое. Потом прищурился, будто прицелился, улыбнулся рассеянной улыбкой.

— У вас… — Сунув бутылку с виски себе под мышку, он покрутил пальцами обеих рук вокруг своей всклокоченной головы, будто хотел ее взъерошить еще больше. — У вас наверняка вьющиеся волосы, ведь так?

— Да, — она растерялась. — Вьются от природы, а почему вы спросили?

— Я же художник! — обиделся он совершенно непонятно почему. — Я женщину… Пардон, красивую женщину чувствую даже в парандже. И вот, невзирая на вашу шапочку, я вдруг понял, что у вас кудрявые волосы. Улыбка у вас такая особенная тоже непременно должна быть… И вы стопроцентно любите риск. Вы так порывисто вошли в дом. Столько экспрессии в каждом движении… Я угадал?

— Может быть, и угадали! — Хальченков недобро сверкнул в его сторону глазами и заерзал обеспокоенно по расчищенному от хлама дивану. — Только Олеся здесь совершенно ни при чем. Она красивая женщина, бесспорно. Но… Не она вас должна сейчас беспокоить.

— Да? А кто меня, по-вашему, должен беспокоить? — Дугов старательно изобразил недоумение на пьяном лице. — В моем штате нет ни одной женщины, которая бы не удостоилась…

— Послушайте, уважаемый Николай Иванович! — повысил голос Хальченков, угрожающе собирая брови на переносице. — Вы, кажется, сетовали на занятость, а сами несете черт знает что. Потеряно пять минут вашего драгоценного времени. Целых пять минут, за которые вы могли бы подрисовать своим безногим и безруким красавицам лица, к примеру! Давайте перейдем к делу! Мы здесь по поводу Марины Хабаровой. Знаете такую?!