– А я думаю, что довольно мило.

Она повернулась и направилась в дом. Линус озадаченно смотрел ей вслед.

Полом в избушке служила земля – трава образовывала толстый ковер. С потолка свисали кашпо с цветами. На стенах сидели маленькие синие крабы и улитки в зелено-золотистых раковинах. В открытые окна влетал шум моря. Этот звук становился для Линуса привычным. Он будет скучать по нему, когда вернется домой.

Угощение стояло на деревянном узком столике: сэндвичи, картофельный салат и клубника – такая красная, что она казалась Линусу ненастоящей, пока Теодор, надкусив ягоду, не закатил глаза в полном экстазе.

Артур Парнас сидел в старом кресле, сложив руки на коленях, и с улыбкой наблюдал, как дети быстро поглощали еду, хотя Зоя увещевала их, чтобы они не торопились. От экспедиции у всех разгорелся аппетит; в животе у Линуса тоже урчало.

– Рад видеть тебя целым и невредимым, – сказал Линус, неловко переминаясь с ноги на ногу рядом с креслом.

Артур запрокинул голову:

– Знаю, я очень храбрый.

Линус фыркнул:

– Верно. О тебе будут слагать легенды.

– Мне бы это понравилось.

– Не сомневаюсь.

Артур улыбнулся:

– Мне уже поведали, как ты хорошо о них заботился в мое отсутствие.

Линус покачал головой:

– Люси, видимо, наболтал…

– Нет, Сэл.

Линус удивленно моргнул:

– Повтори?

– Сэл сказал, что ты держал Талию за руку, когда ей становилось страшно. И что ты всех слушал, позволяя принимать собственные решения.

Линус смутился:

– Да я просто… просто им подыгрывал.

– Все равно спасибо. Уверен, ты понимаешь, что из его уст это высокая похвала.

Линус понимал.

– Потихоньку ко мне привыкает.

Артур покачал головой:

– Не в этом дело. Он… умеет видеть людей. Пожалуй, лучше нас всех. Умеет видеть хорошее в людях. И плохое. За свою короткую жизнь он повидал всяких. И научился видеть то, что другие не могут.

– Я ничего особенного не сделал, – пожал плечами Линус, не вполне понимая, куда идет разговор. – Я такой, какой есть, и не способен притворяться. Однако стараюсь быть лучше по мере сил.

Артур посмотрел на него с печалью, взял руку Линуса в свою и коротко ее пожал.

– О большем нельзя и просить… Ну, как вам угощение, исследователи?

– Отлично! – сказал Чонси, запихивая в рот сэндвич целиком. Сэндвич погрузился в полупрозрачное тело и начал распадаться.

– Лучше бы нашли настоящее сокровище, – проворчал Люси.

– А если сокровищем была дружба, которую мы укрепили по пути? – спросил Артур.

Люси скривился:

– Мы все и так друзья. А мне нужны рубины.

Теодор оживился и вопросительно чирикнул.

– Нет, – сказала Талия, жуя картофельный салат. В ее бороде застряли кусочки яйца. – Рубинов тут нет.

Теодор опустил крылья.

– Зато есть пирог, – сказала Зоя. – Испечен специально для тебя.

Люси вздохнул:

– Ну, пирог так пирог…

– Уверен, он понравится тебе не меньше рубинов, – сказал Артур и оглянулся на Линуса. – Ты проголодался, мой дорогой исследователь?

Линус кивнул и подошел к столу.

Среди шумной пирушки (Чонси зарылся в пирог всем лицом) и хохота (Чонси прыснул и осыпал всех крошками пирога, когда Люси рассказал неприличный анекдот, совершенно неуместный для мальчика его возраста) Линус обратил внимание, что Зоя и Фи выскользнули за дверь. Артур и другие дети этого не заметили («Чонси! – смеясь, вскричал Люси. – Ты попал своим пирогом прямо мне в нос!»). Линус внезапно решил посмотреть, что задумали спрайты.

Он нашел их за домом. Зоя положила руку Фи на плечо. Их крылья блестели в лучах света, пронизывающих кроны деревьев.

– А что ты чувствовала? – спрашивала Зоя у Фи.

Они не обернулись в его сторону, хотя наверняка знали о его присутствии. Линус давно уже не умел передвигаться бесшумно.

– Землю, – ответила Фи. – Деревья. Их корни под землей. Как будто… как будто они меня ждали. Они меня слушали.

Зоя выглядела довольной.

– Точно. Там, под нами, скрыт целый мир, который мы с тобой способны видеть. Большинству это недоступно. Нам повезло. Мы умеем чувствовать то, что другие не могут.

Фи смотрела в лес, ее крылья трепетали.

– Мне нравятся деревья. Больше, чем нравятся многие люди.

Линус не удержался и хмыкнул. Спрайты повернули головы и посмотрели на него.

– Извините, – пробормотал он. – Мне очень жаль. Я… я не должен был вмешиваться.

– Ты хочешь что-то сказать? – спросила Зоя.

Он отрицательно качнул головой, но передумал и стал объяснять:

– Просто… у меня есть подсолнухи. Возле моего дома, в городе. – Он ощутил укол ностальгии. – Они не всегда растут так, как мне нравится, но я их всегда сажаю и ухаживаю за ними. И я привязан к ним сильнее, чем к большинству людей.

Фи склонила голову набок:

– Подсолнухи?

Линус вытер лоб:

– Да. Они… не такие красивые, как цветы в саду Талии или как деревья в этом лесу, но они добавляют красок в серый цвет города и дождливого неба.

– А ты любишь яркие краски? – спросила Фи.

– Да, – кивнул Линус. – Лучше яркие. Это вроде бы и не очень важно, но порой в жизни играет роль и малое.

– Все с чего-то начинается. – Зоя погладила Фи по голове. – И если мы по-настоящему заботимся о том, что мы выращиваем, то результаты могут превзойти все наши ожидания. Верно, Линус?

– Конечно, – сказал Линус, зная, что они обе внимательно слушают каждое его слово. И меньшее, что он мог сделать, – это быть искренним. – Честно говоря, я скучаю по ним больше, чем ожидал. Странно, да?

– Нет, – покачала головой Фи. – Я бы тоже скучала по этому лесу, если бы мне когда-нибудь пришлось отсюда уехать.

Линус почувствовал себя неловко.

– Да, я понимаю. – Он посмотрел на деревья. – Безусловно, лес очень красивый, с этим не поспоришь.

– Популус тремулоидес[2], – проговорила Фи.

– Что, прости? – удивился Линус.

– Популус тремулоидес, – повторила Фи. – Я о них читала. Трепещущие осины. Они всегда растут вместе, образуя большие рощи. Их стволы почти белые, а листья имеют желтоватый оттенок, почти золотой. Как солнце. Как подсолнухи.