детской карусели. Запотевшие стекла свидетельствовали о том, что в салоне еще тепло. На улице похолодало. Влажность, почти ощутимая, окутала писателя, как плащ, даже под навесом. Ортигоса вышел под дождь и направился к окутанной туманом дороге. Она находилась всего в нескольких метрах от борделя, но из-за густой белой пелены его кричащей неоновой вывески уже не было видно. В этом достаточно удаленном от города месте царило оживленное движение. Автомобили проносились мимо, не снижая скорости из-за дождя. Мануэль почувствовал раздражение. Ему казалось, будто водители намеренно стараются ослепить его фарами, свет которых преломлялся в льющихся с неба потоках воды.

Пойти по шоссе? Глупо. Писатель вернулся на парковку, осознавая всю абсурдность ситуации. Он не хотел оставаться в этом месте, но и уехать отсюда не мог. Огляделся. У борделя стояли с десяток автомобилей, но вокруг ни души, некого попросить подвезти. Ковбой встал со своего пластикового стула у двери и внимательно наблюдал за Мануэлем с крыльца. Писатель сдался и побрел обратно, впервые в жизни жалея, что не курит: так он мог бы оправдать свое пребывание снаружи. Он начал похлопывать себя по карманам, притворяясь, что что-то ищет.

— Кажется, я выронил телефон…

Охранник вернулся к стулу у двери, всем своим видом показывая, что это объяснение его вполне удовлетворило. Ортигоса закончил представление и вытащил мобильник, случайно захватив при этом и поблекший цветок, который упал в грязь, словно мертвая бабочка. Мануэль присел на корточки и протянул к нему руку. Он совершенно забыл о ковбое и не думал о том, каким странным тому покажется поведение клиента. Даже в неоновом свете и с забрызганными грязью лепестками, гардения казалась воплощением красоты. Писатель осторожно вытер пальцами испачканный цветок, дивясь его прочности и одновременно хрупкости. Поднес бутон к лицу и, закрыв глаза, вдохнул насыщенный сладкий аромат.

Входная дверь распахнулась, выпустив наружу звуки музыки, спертый воздух и ароматы, царившие внутри. Один из клиентов вышел покурить и втянул охранника в оживленную беседу. Ортигоса сделал вид, что набирает сообщение, двинулся по крытой веранде до угла дома, нашел укромное местечко и устроился там. Некоторое время он рассеянно смотрел на парковку и отражающиеся в лужах неоновые огни вывесок, по-прежнему держа в ладони мобильник, имитируя общение с кем-то и не желая привлекать внимание ковбоя. Другую руку Мануэль засунул в карман и медленно поглаживал нежные лепестки гардении. Его пальцы впитывали стойкий аромат цветка.

В дверях внезапно появился Ногейра и сунул в рот сигарету. Охранник тут же поднес к ней зажигалку. Гвардеец оглянулся и увидел Ортигосу.

— Что вы тут делаете, черт возьми? Я решил, что вы уехали.

Мануэль ничего не ответил, убрал телефон в карман, прошел мимо охранника и под дождем направился к автомобилю лейтенанта. Ногейра секунду помедлил, затем, бормоча проклятия, бросил недокуренную сигарету в лужу и открыл машину. Они забрались внутрь, но гвардеец не спешил заводить двигатель. Несколько секунд он молчал, а потом ударил кулаком по рулю.

— Я же вас предупреждал, что такое может случиться. Порой всплывают весьма неприятные вещи, я вам сразу говорил. — Лейтенант повторял одно и то же, словно пытаясь снять с себя бремя вины.

— Говорили, — подтвердил писатель.

Ногейра шумно выдохнул:

— Я поговорил с девушкой. Она сказала…

— Мне это неинтересно, — оборвал его Мануэль.

Гвардеец удивленно посмотрел на него.

— Послушайте, я признателен вам за помощь. Да, вы меня предупреждали. Но я не хочу ничего знать. Вернее, главное уже и так известно. Обойдемся без подробностей.

Лейтенант завел двигатель:

— Как пожелаете. Скажу только, что Малышка все подтвердила.

— Ясно, — отрезал Ортигоса.

Ногейра покачал головой. Он тронулся, но затем вдруг резко остановился, словно что-то вспомнил. Откинулся назад, засунул руку в карман, достал обручальное кольцо и надел на палец. В его потускневшей поверхности отражались неоновые огни вывески борделя.

Всю дорогу писатель и лейтенант молчали. Гвардеец уже проинструктировал Мануэля, что нужно сделать на следующий день, а Ортигоса был слишком подавлен, чтобы поддерживать беседу. Он размышлял то о лежащей в кармане гардении, то об обручальном кольце Ногейры. Мануэль и подумать не мог, что у лейтенанта есть супруга, которая ждет его дома. Привычка снимать обручальное кольцо, посещая бордель, а затем снова надевать его вызвала у писателя отвращение. Он попытался вспомнить, видел ли у гвардейца этот атрибут, когда они ездили к Офелии, с которой Ногейра так нежно прощался, — и не смог. Подумал, что, возможно, Альваро делал так же. Тогда понятно, почему у него не оказалось обручального кольца. Вероятно, у тех, кто пользуется услугами «ночных бабочек», так принято.

Лейтенант, словно прочитав мысли Ортигосы, пару раз бросил взгляд себе на руку и даже потер золотой ободок пальцем, словно тот вдруг начал доставлять ему неудобства.

Писатель взглянул на свое обручальное кольцо, удивляясь, почему до сих пор его носит. Внезапно его охватило сильное чувство стыда и обиды, и он глубоко вздохнул. Когда автомобиль подъехал к отелю, Мануэль пробормотал:

— Спокойной ночи.

Гвардеец впервые вежливо попрощался.

* * *

Энергосберегающие лампы загорелись тусклым светом и через несколько минут стали ярче. Мануэль стоял в своем номере. Узкая, как у монаха, кровать напоминала ему о бессонных ночах, проведенных в детстве. Ортигоса подошел к столу, выдвинул неудобный стул и сел. Распечатал пачку бумаги и вдохнул знакомый запах — точно так же он делал, когда начинал читать книгу. Этот аромат раскрывался полностью, лишь будучи приправлен чернилами. Мануэль внезапно вспомнил, как прижимал к груди четыреста отпечатанных листов — свой роман «Солнце Фив». Он почти закончил работу над ним, когда ему сообщили о смерти Альваро. Недописанная книга так и лежит в пятистах километрах отсюда. Осталось добавить всего пару глав, страниц, наверное, двадцать пять, и роман будет готов. Он покорит сердца читателей, хотя и не так хорош, как…

«Я уже сто раз говорил тебе, что не смогу написать произведение того же уровня, что и «Цена отречения». Новых потрясений мне не вынести» — так Мануэль сказал Альваро.

Ортигоса вытащил небольшую стопку листов из пачки, а остальное отодвинул на край стола. Затем взял из упаковки ручку и написал название на первой странице.

Другая жизнь

За дверью кто-то ждал. Настойчивый и уверенный стук свидетельствовал о том, что посетитель требует немедленной аудиенции. Ни гости, ни сантехники, ни курьеры не проявляют подобного рвения. Как вспоминалось ему позже, в глубине сознания мелькнула мысль: «Так ведут себя полицейские».

Еще пару секунд он задумчиво смотрел на курсор, мигающий в конце предложения. Этим утром работалось отлично — самый продуктивный день за последние три