Долорес Редондо

Откровение в Галисии

Посвящается Эдуардо. Ты всегда в моем сердце

Моему отцу, истинному галисийцу, моей матери и их любви, не подчинившейся воле родственников и укрепившей мою веру в себя и в непобедимую силу чувств

Людям вообще свойственно заботиться о том, что о них подумают окружающие. Не беспокоятся только две группы населения — бездомные и аристократы. Те и другие поступают как им вздумается и не страдают из-за того, какое впечатление это произведет на других. Я говорю не о богатых бездельниках, которым только и дела, что закатывать вечеринки. Я о тех, кто с молоком матери впитал одну мысль — ничье мнение не имеет значения, кроме их собственного.

Агата Кристи. «Тайна замка Чимниз»[1]

Практически любой человек в доме мог это сделать.

Агата Кристи. «Скрюченный домишко»[2]

План был безупречен, его надежность — гарантирована. Майкл Корлеоне исключил все возможные случайности. Он был терпелив и рассчитывал посвятить подготовке целый год. Увы, судьба-злодейка лишила его этого года, причем самым неожиданным образом. И подвел Майкла Корлеоне не кто иной, как сам крестный отец, великий дон Вито.

Марио Пьюзо. «Крестный отец»[3]

Они будут с тобой жить, они будут с тобой разговаривать, как будто ты со мной.

Исолина Каррильо. «Две гардении»

Dolores Redondo

Todo Esto Te Daré

Todo esto te daré © by Dolores Redondo Meira, 2016. By agreement with Pontas Literary & Film Agency

© Распутина Ю.А., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство Эксмо», 2023

Спасательный круг

За дверью кто-то ждал. Настойчивый и уверенный стук свидетельствовал о том, что посетитель требует немедленной аудиенции. Ни гости, ни сантехники, ни курьеры не проявляют подобного рвения. Как вспоминалось ему позже, в глубине сознания мелькнула мысль: «Так ведут себя полицейские».

Еще пару секунд он задумчиво смотрел на курсор, мигающий в конце предложения. Этим утром работалось отлично — самый продуктивный день за последние три недели. Не хотелось признавать, но дело шло лучше всего, когда дома никого не было. Можно не придерживаться графика, не прерываться на обед и ужин по расписанию, а просто творить. Именно так и происходило на этом этапе работы над романом. Книга «Солнце Фив» будет закончена через пару недель. А то и раньше, если все сложится удачно. И до того момента ему предстоит жить своим творением и круглосуточно думать только о нем. Так случалось каждый раз: возникало ощущение живительной и в то же время разрушающей силы, которая и восхищала и пугала одновременно. Опыт подсказывал, что в ближайшие дни это чувство не исчезнет, с чем придется смириться.

Он бросил быстрый взгляд в коридор, отделявший гостиную от входной двери. Курсор продолжал мигать, словно желая выплеснуть на экран еще не написанные слова. Обманчивая тишина породила мимолетную надежду, что незваный гость ретировался. Но нет: мощная чужеродная энергия проникала даже через дверь. Он опять посмотрел на монитор и положил пальцы на клавиатуру, намереваясь закончить предложение. Искушение не обращать внимания на визитера было велико, но со стороны маленькой прихожей снова раздался настойчивый стук.

Раздражало не столько то, что работу прервали, а бесцеремонность посетителя. Хозяин дома пошел открывать, бормоча проклятия в адрес консьержа: сколько раз повторять, что не стоит мешать человеку, когда он занят? Резким движением писатель распахнул дверь.

Двое гражданских гвардейцев[4] в униформе, мужчина и женщина, сделали шаг назад.

— Добрый день! Здесь проживает сеньор Альваро Муньис де Да́вила? — спросил страж порядка, бросив взгляд на листочек, который почти утонул в его большой ладони.

— Да, — ответил Мануэль. Раздражение моментально испарилось.

— Вы его родственник?

— Муж.

Хозяин дома заметил, как гвардеец переглянулся с коллегой, но нервозность достигла уже такой степени, что было наплевать.

— С ним что-то случилось?

— Я альферес[5] Кастро, а это сержант Акоста. Мы можем войти? Лучше поговорить внутри.

Мануэль писал книги и без труда мог предугадать, как будут разворачиваться события. Если двое гвардейцев при исполнении предлагают пройти в квартиру, вряд ли они пришли с хорошими вестями. Хозяин дома кивнул и отодвинулся в сторону. В маленькой прихожей два стража порядка в зеленой униформе и армейских ботинках казались великанами. На отполированном паркете их подошвы издавали скрип — словно подвыпившие матросы пытались удержать равновесие на палубе небольшого судна. Мануэль провел гвардейцев в гостиную, где работал, и направился было в сторону дивана, но резко остановился, повернулся, чуть не столкнувшись с визитерами, и настойчиво повторил:

— С ним что-то случилось?

Прозвучало это скорее как утверждение, чем как вопрос. Пока писатель шел по коридору, тревога переросла в мольбы, монотонно отдающиеся в мозгу: «Нет, пожалуйста, только не это, только не это!» Хотя Мануэль понимал, что все напрасно. Молитвы не помогли, когда рак свел в могилу его сестру за каких-то девять месяцев. Она, измученная болезнью и истощенная, как всегда, пыталась поддержать и утешить брата, даже когда на ее белом, сливающемся с подушкой лице уже лежал отпечаток смерти: «Похоже, я не тороплюсь уходить из этого мира, как не спешила и прийти в него». Писатель униженно просил бездействующие высшие силы о чуде и в тот момент, пока, еле передвигая ноги, брел в кабинет врача. И там, в тесной и душной комнатке, доктор сообщил, что сестра не пережила ночи. Нет, молитвы не помогут, хотя Мануэль отчаянно продолжал надеяться, сложив руки перед собой, когда ему сообщили горькую правду, приговор, который не способен отменить ни один правитель.

Альферес с удивлением рассматривал внушительную библиотеку — книжные шкафы полностью занимали две стены гостиной. Затем бросил взгляд на рабочий стол, посмотрел на писателя и указал на диван.

— Давайте лучше присядем.

— Не хочу я сидеть. — Фраза прозвучала грубо, и, чтобы смягчить ее, Мануэль вздохнул и прибавил: — Пожалуйста…

Гвардеец колебался, явно чувствуя себя неловко. Он закусил губу и смотрел куда-то в сторону.

— Речь о… о вашем…

— О вашем супруге, — прервала коллегу сержант, решив взять ситуацию в свои руки. Альферес не скрывал облегчения. — К сожалению, у нас неутешительные новости. Весьма печально,