Пантин попытался стереть узор. Естественно, ничего не вышло.

— Как она работает?

Хороший вопрос, ответа на который у меня нет. А правда, как она работает?

— Проверить возможности не было. Она должна сработать в момент опасности и перенести меня к Морозу. Вообще-то ее никто кроме меня и его не должен видеть, а ты видишь, значит она сломалась.

— Мозг у тебя сломался, Липова, — Пантин отпустил мою руку и сел на пол. — Здесь похоже магию блокируют.

Нелогично.

— Ты мне кровь остановил.

— Не тот уровень. Давай проверим. Сильный всплеск магии заглушит, — Пантин вскинул руку, кончики пальцев засверкали голубоватым светом и… погасли. — Что и требовалось доказать.

Дверь с треском ударилась о стену, нарушая тишину, но ни капельки не тревожа мой покой. Интересно, долго еще будет действовать супер-чай деда Любомира?

Первым делом заметила голубые сапожки, смутно знакомые. Кажется, я их уже видела… да, точно, прежде чем отключиться в снегу под деревом.

— А-ага-а, — протянула, даже не пытаясь подняться на ноги, — несостоявшаяся убийца…

Стройные ноги затянуты в кожаные лосины, от середины бедра начинается что-то похожее на удлиненный голубой жакет с такими же узорами, как на камзоле Мороза. С плеч спадают белые локоны, упругие и переливающиеся в отблесках света.

Все прекрасно, кроме ядовитой ухмылки и хитрого блеска в ярких голубых глазах, очень-очень напоминающих глаза Мороза.

— Без эксцессов не обошлось, — мягкий голос контрастировал с местом и доводил ситуацию до абсурдности. — Ты кто?

Она смотрела на Пантина, не обратив внимания на мой комментарий.

И ладно, я с вами тоже не горю желанием общаться.

— А вы? — усмехнулся блондинчик, не уступая даме в красочности оскала.

Им ни в коем случае нельзя объединяться в тандем, иначе миру придет полный капут и тотальный апокалипсис.

— Здесь вопросы задаю я, — в нежном голосе прорезались презрительные ноты.

"И что он в тебе нашел?", — прозвучало в голове как на яву.

Это точно была она.

— Не хочу вмешиваться в вашу душевную беседу, — бесцветный голос показался чужим, - но вмешаюсь. Вы надеетесь узнать, что он во мне нашел? Можете не прибегать к пыткам, я сама отвечу. Я не знаю.

Развела руками и с безразличием выдержала яростный взгляд.

По прогнозу после продолжительного штиля наступит шторм. В виде моего крайнего недовольства и возмущения.

— Так вы знакомы? — Пантин понимающе улыбнулся.

— Ну, и кто из нас дурак? — патетично вопросила, впрочем, не рассчитывая на ответ.

Блондинчик насупился и открыл рот, только звук вылететь не успел.

— Заткнулись оба! — гаркнула девушка… женщина… дамочка… Пусть будет дамочка. — Повторяю вопрос, кто ты? И почему с ней?

Я, лишенная эмоций, почувствовала себя бесстрашной и бессмертной, а потому молчать не стала.

— Он мой враг. Если вы его убьете, я не очень расстроюсь, но обижусь, потому что вы лишите меня особого развлечения.

— Спасибо, Липова, — процедил Пантин, едва не скрипя зубами.

Вроде и не за что.

Дамочку видимо раздражал сам факт моего присутствия с ней на одном квадратном километре.

— Любовники, друзья, враги — мне плевать. Будете меня раздражать — убью обоих. Будете зайчиками — убью только ее, — она сделала паузу, давая время переварить услышанное. — Усвоили?

Дверь захлопнулась, намертво засев в стене. Пантин проверил.

Ну, теперь я хотя бы знаю, что меня сюда не на чай пригласили. Осталось придумать, как вытащить отсюда блондинчика. Все-таки он здесь оказался случайно.

Обещанию, что его оставят в живых моя лишенная эмоций натура не поверила. Ни на грамм.

Лицо дамочки не вселяет веру в доброе и чистое, скорее в подлое и грязное. В фигуральном смысле.

— Скажешь что-нибудь в духе "брось меня и уходи" и я тебя вырублю, — пообещал Пантин, скосив взгляд.

— Слишком сентиментально, но суть уловил верно, — кивнула, борясь с закрывающимися глазами.

Бой неравный. Налившиеся свинцом веки насильно утягивают в сон.

Держаться! Не спать!

— Я предупредил, — блондинчик сел рядом. — Как будем выбираться? Магии нет. А той, что есть, на спасение не хватит.

Пожала плечами, не в силах открыть глаз.

Все, не могу больше.

Останусь живой — никогда не притронусь к чаю деда Любомира. Он слишком успокаивающий. Хотя сама виновата, меня ведь предупреждали много не пить.

— Ножик в кармане не завалялся? — вяло поинтересовалась, из последних сил удерживая сознание на плаву.

Голова отяжелела и скользнула на что-то твердое и ворсистое. Кажется, плечо. Свитер приятный…

— Хочешь убить себя раньше времени?

— Проверить, вдруг печать сработает. Тогда нас перенесет к Морозу…

Пантин ничего не ответил. Или я просто провалилась в пугающую темноту и не услышала.

Я летела вниз, в непроглядную бездну. Невнятный шепот будоражил душу, холодные лапы скользили по коже, зазывая вниз. Там хорошо и никого нет, а наверху все против меня и я никому не нужна.

Пробирающий голос забирался под кожу. Чувствовала его каждой клеточкой тела. Страха не было. Пугающее безразличие и обреченность. Я всегда шла по пути наибольшего сопротивления и стремилась доказать, что могу преодолеть любые трудности. Чтобы мама увидела и поняла — я не позор семьи, я не проклятая и не хуже других. Если я упаду, тогда родители окажутся правы. Я сдалась, я не смогла, я не справилась.

Полет замедлился, а шепот стал отчетливее. Каждое слово больно врезалось в уши, разрывало на тысячи частиц. Я не слышала собственного крика, он гаснул в непрерывном потоке жутких безжизненных голосов.

Далекий звук моего имени с трудом просочился ко мне. Ухватилась за него, словно за тонкую нить, боясь сорваться.

Меня потянуло наверх. Липкий холод отступать не собирался, надеясь побороть и утянуть вниз.

Тело скрутило в спираль от боли. Хотелось зарыдать, закричать, избавиться от нее.

Резкий толчок выбросил в реальность, погружая словно в прорубь в поток овладевших мной эмоций.

— Жива, — выдохнул кто-то. — Липова, твою метель, ты на моих руках решила скопытиться?

Комната в полумраке, Пантин держит за руку, прощупывает пульс. Что…

Воспоминания о северном сиянии, толчке, дамочке похожей на Мороза, и полет… самый страшный сон в моей жизни… или не сон?

— Не дождешься, — высвободила руку и подтянулась, опираясь спиной о стену. — Я вообще живучая.