– Ростом он примерно с меня, – начал рассказывать Бердыев. – Худой, сутулый… Такого в армию никогда не возьмут. Волосы…

Однако рядовой не успел закончить свой рассказ. Внезапно в проходе, по которому они попали в пещеру, послышался топот множества ног. И прежде чем участники ночной встречи успели что-либо сделать, в проеме возникла фигура в солдатской гимнастерке. Это был уже знакомый Кате денщик – тот самый Грищенко, который водил ее знакомиться с Бердыевым.

– Вот они! – вскричал он. – Все здеся! И баба эта, и наш Ахмет! Вяжи их, ребята!

За спиной у проницательного денщика виднелись другие солдатские лица. Но прежде, чем они все успели ворваться в пещеру, статский советник Углов проявил завидную реакцию. Выхватив из-за пояса пистолет, он выстрелил в направлении непрошеных гостей. Впрочем, было заметно, что статский советник целился намного выше солдатских голов, так что задеть явно никого не мог.

В один и тот же миг раздалось два возгласа. Один принадлежал Углову, который выкрикнул единственную команду, уместную в этих обстоятельствах:

– Бежим! Вон туда!

И первым бросился в узкую щель в другом конце пещеры, показывая дорогу товарищам.

Второй возглас принадлежал рядовому Ахмету Бердыеву.

– Джувур! – воскликнул он. – Бен бизлер тутыныз! (Бегите! Я их задержу!)

И он тоже, как и Углов, выхватил пистолет и выстрелил прямо в грудь денщику Грищенко.

Катя бросилась в проем вслед за Угловым, Дружинин за ней.

Первые несколько шагов еще было что-то видно – помогали отблески факела, оставшегося в пещере, – а потом вокруг наступила непроглядная тьма. Углов на секунду остановился, дождался, пока Катя и Дружинин добежали до него, и скомандовал:

– Дальше идем только вместе. Я тут три часа ходил, запомнил, где поворачивать. Думаю, найду дорогу. Катерина, держись за меня, а ты, Игорь, за нее.

– Я и сам дорогу неплохо запомнил, – пробурчал Дружинин, однако против предложения держаться за Катю не возражал.

Они снова пошли вперед, двигаясь так быстро, насколько это было возможно. В первое время позади слышались крики; можно было даже различить слова «Куда? Сюда, что ли?» – «Да нет, тута узко, сюда, наверное». Потом, когда повернули еще несколько раз, вообще ничего не стало слышно. Углов вел товарищей по памяти, ощупывая стены рукой и считая повороты. Катя не могла бы сказать, сколько продолжалось это бегство – полчаса, а может, и час. Но вдруг впереди словно блеснула искра, пахнуло свежим воздухом. И спустя несколько минут беглецы оказались под открытым небом. Это было непередаваемое ощущение! Они стояли, дыша полной грудью, оглядывая горевший мириадами звезд небесный свод.

– Никогда не понимал спелеологов! – с чувством произнес Дружинин. – По-моему, это то же самое, что добровольно лечь в могилу!

– Присоединяюсь! – сказала Катя, которая все никак не могла отдышаться.

– Ладно, постояли, и хватит! – деловым тоном произнес Углов. – А то как бы наши бравые солдатушки и сюда не добрались. Пошли к бричке, поручик, поди, нас заждался.

– Подожди, ты что, хочешь сказать, что мы сейчас просто сядем и уедем? – спросила Катя.

– Ну да! – отвечал Углов. – А что, ты хочешь посидеть, встретить рассвет?

– Нечего издеваться, мне не до смеха! Просто мне надо каким-то образом вернуться в расположение полка. Или, по крайней мере, доставить туда важное сообщение…

– Сообщение? О чем? – спросил Дружинин.

– Понимаете, из беседы с Бердыевым я поняла, что в лагере есть турецкая разведчица. Настоящая, а не поддельная, как я. Может, она уже там находится, а может, должна вот-вот прибыть. Это она должна была выйти на связь с Бердыевым, он ее ждал. Поэтому и открылся мне. Надо о ней рассказать командованию!

– Похвальное желание! – заметил Углов. – А не хочешь ли ты заодно сообщить нашим генералам точную дату второго, а потом и третьего штурма Севастополя? Рассказать, какие участки наиболее уязвимы?

– Ну, наверно, нет… – смущенно произнесла Половцева. – Ведь это…

– Да, это будет уже не расследование, а вмешательство в ход истории, – сказал руководитель группы. – А этого мы не должны допускать ни в коем случае – помнишь, ты сама это нам объясняла. Ты же историк, ты лучше нас должна это понимать!

– Да, я понимаю… – растерянно произнесла Катя. – Просто мне казалось…

– Просто абстрактные русские солдаты на Крымской войне теперь стали для тебя живыми людьми, и ты стремишься им помочь, – мягко сказал Дружинин. – Я тебя понимаю, и Кирилл тоже понимает. Но мы не можем вмешиваться!

– Да, абстрактные солдаты… – кивнула Катя. – И не только солдаты, но и офицеры. Особенно один…

Последнюю фразу она проговорила так тихо, что ее никто не слышал. Затем, тряхнув головой, словно прогоняя какое-то воспоминание, кандидат исторических наук громко спросила:

– И где тут у нас стоит бричка? Где этот наш поручик?

Перед отъездом из Симферополя (только здесь удалось нанять бричку с относительно свежими лошадьми – в Бахчисарае это сделать не удалось) группа Углова провела совещание. Для этого пришлось отослать поручика Машникова на почту – статский советник заявил, что ему якобы требуется срочно отправить депешу графу Орлову. На самом деле в посылке отчета о действиях группы в Крыму не было особой надобности; просто троим путешественникам по времени надо было посовещаться отдельно, без помощника.

Обсудить следовало два вопроса: с какого из фигурантов, названных Ахметом Бердыевым, следует начать дальнейшее расследование и надо ли продолжать сотрудничество с поручиком Машниковым.

– Сегодня у нас 16 апреля, – напомнил Углов. – Таким образом, в нашем распоряжении осталось меньше месяца. Ведь 12 мая, не позже десяти тридцати, мы должны войти в кладовую Зимнего дворца, чтобы вернуться в свое время. В нашем распоряжении всего 26 дней! До сих пор все нити, по которым мы шли, приводили в никуда. Больше мы не можем ошибаться! Давайте решать: Ласточкин или Кругликов?

– Судя по тому, что фамилию Ласточкина ты назвал первой, ты сделал выбор в его пользу, – заметила Катя. – Интересно, почему?

– Ты угадала, я ставлю на письмоводителя, – ответил Углов. – Почему? Потому что с ним мы еще не работали. И потом, от грамотного слуги скорее можно ждать подвоха, чем от простого лакея, занятого кражей столового серебра.

– А мне все не дает покоя этот проклятый сундучок лакея Кругликова, – сказал Дружинин. – Ведь я его видел, при желании мог бы открыть! Просто ломать не захотелось. И куда он мог исчезнуть, когда Кругликов решил закончить счеты с жизнью? Этот вопрос меня мучает…

– Куда? Да те же самые урки питерские забрали, с которыми Кругликов поддерживал отношения и для которых спер серебряные ложки, – ответила Катя. – Мне кажется, ты зря накручиваешь. Кирилл прав: письмоводитель Ласточкин более перспективен.