– Бердыев? – денщик задумался, наморщив лоб. – Это, стало быть, татарин какой… Нет, что-то я не припомню у нас никаких татар. Да и так, я по именам, почитай, всех в роте знаю. Нет, не припомню я у нас такого рядового. Тут у вас ошибка вышла. Надо в другой роте поискать.

– Да, наверно, Федор Кузьмич что-то напутал, – согласилась Катя. – Пойду, в других ротах спрошу.

И отошла, изобразив озабоченность, а на деле весьма довольная проделанной работой. Пока что все шло успешно: ее легенда не вызвала у денщика никаких подозрений, и можно было использовать ее и дальше.

Так она поступила и у следующей офицерской палатки, и у еще одной – все с тем же результатом. Везде ее офицеры отсутствовали, и ее встречали денщики. Они выслушивали рассказ о рядовом, перенесшем тяжелую операцию, ворошили память и уверенно отвечали, что такой солдат в их роте не числится. Милосердная сестра сокрушенно вздыхала, качала головой и шла дальше.

Так она дошла до последней в ряду палатки ротного командира. Здесь денщика звать не пришлось: крепкий усатый мужик лет сорока стоял недалеко от палатки со щеткой в руке. На шесте висел офицерский китель, и денщик счищал с него грязь. Катя оторвала рядового от этого увлекательного занятия и повторила свою легенду. Денщик на минуту задумался, затем уверенно произнес:

– Да, есть у нас такой Бердыев. Только что-то я не припомню, чтобы его к дохтуру водили. Щеку ему осколком задело, это было. Только дохтур тут вовсе не понадобился: водкой протерли, да подорожником залепили, оно и прошло.

– Может быть, Федор Кузьмич его с кем-то спутал? – предположила Катя, следовавшая проверенной линии «вали все на Кузьмича». – Но мне надо убедиться. Где можно найти вашего Бердыева?

– Где найти-то? А вон там он, в крайней палатке квартирует, – отвечал усатый, махнув рукой в нужном направлении. – Да я вас провожу. А то неудобно барышне одной в мужскую палатку идти. Мало ли что.

Катя хотела было отказаться (полученные в свое время навыки рукопашного боя позволяли ей чувствовать себя достаточно уверенно), но затем сообразила, что в этой ситуации демонстрация подобных навыков вызвала бы оторопь у свидетелей и означала провал, и согласилась.

Подошли к палатке. Когда усатый денщик откинул полог, из душной темноты на Катю – хотя она и стояла в стороне – пахнула такая густая, ядреная смесь запахов (немытых тел, пота, махорки), что она невольно отшатнулась.

– Бердыев, на выход! – командным тоном приказал усатый. – Срочно!

Прошла минута, другая – и из темноты показался худой, высокий, черноволосый парень лет двадцати пяти – двадцати шести.

– Что шумишь, Грищенко? – спросил он. – Разбудил, спать не даешь.

– Вот, сестра из лазарета тебя спрашивает, – объяснил денщик. – А зачем – сама скажет.

После чего обернулся к Кате и сообщил:

– Ну, я долго задерживаться не могу. Еще дела есть. Если что – я у себя буду, кликнете.

И, повернувшись, зашагал назад, к офицерской палатке. Катя осталась наедине с солдатом.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Взгляд у рядового Бердыева был цепкий, приметливый. И вид был соответствующий. Он совсем не был похож на верного слугу, царского денщика, которым служил совсем недавно. Скорее, Ахмет Бердыев походил на лихого абрека, на воина, привыкшего в бою полагаться только на себя. И еще Катя с удивлением отметила, что во взгляде рядового не заметно ни удивления, ни естественного в такой ситуации интереса. Скорее в нем почему-то читалась радость, а еще ожидание – напряженное ожидание чего-то чрезвычайно важного.

Впрочем, члену следственной группы Половцевой было недосуг разгадывать психологические загадки и разбираться в настроении рядового. Главная задача была выполнена, местонахождение объекта установлено. Остальную работу по допросу объекта члены группы должны будут проделать вместе – и явно не здесь и не сейчас. Сейчас требовалось быстренько изложить свою нехитрую легенду, убедиться, что допущена ошибка и рядовой Бердыев операцию не переносил и в осмотре не нуждается, и удалиться.

Катя так и сделала: спросила насчет операции, выслушала отрицательный ответ (на удивление краткий и сдержанный), после чего изобразила недоумение и растерянность. Зачастила извинения, что зря побеспокоила, и уже повернулась было, чтобы удалиться.

Однако рядовой, в свою очередь, уходить не спешил. Он все так же напряженно смотрел на милосердную сестру, шарил по ее лицу взглядом, словно искал каких-то примет. И ждал, очевидно, ждал от нее неких слов. А не дождавшись, видя, что она уже поворачивается, чтобы уходить, вдруг решился.

– Сөйлəшергə, бу сенын җèáəðү сәрдар? – выпалил рядовой Бердыев. – Бу сине мин тиеш əйтү? (Скажи, это тебя прислал повелитель? Это тебе я должен всё передать?)

Катя Половцева остановилась как вкопанная.

За считаные доли секунды ей надо принять важное решение. И она его приняла. Моментально приняла, не думая.

– Оле, мен, – тихо произнесла она. И продолжила, еще тише, но уже по-русски: – И перестань орать на татарском! Ты что, хочешь, чтобы нас слышал весь лагерь? Да, меня послал сердар. Что ты должен передать? И не стой как столб! Показывай мне на руку или на живот, будто у тебя там болит или ты ранен!

– Прости, ханым! – так же тихо ответил солдат. – Я не мог решиться. Ты сказала пароль, но как-то неточно. Надо было сказать: «Начальник велел спросить, как твоя рана». А ты спросила, как я себя чувствую. Я не знал, что делать. Но теперь все ясно. У меня много важных сведений. Я подслушивал разговоры офицеров в командной палатке, подкрадывался и читал донесения. Я знаю и о планах русских, и об их вооружении, и о том, какие силы к ним вскоре прибудут. Например, я знаю план русского наступления на Черной речке. Но это надо долго рассказывать, а тебе записывать. Как это сейчас сделать?

Произнося эту речь, Ахмет исправно размахивал руками, как и велела Катя, показывая то на живот, то на свой лоб.

– Сейчас никак, – ответила Половцева. – Может, ты мне просто передашь свои записи?

– Что ты, ханым, нет никаких записей, – отвечал Бердыев. – Все на память помню.

– Тогда вот что, – деловито сказала Катя. – Сегодня, как стемнеет, приходи в пещерный город. Знаешь такой?

– А, Эски-кермен! Знаю, конечно. Но туда далеко, с версту, наверно, будет. И потом, с наступлением темноты солдатам запрещено выходить из расположения полка…

– Надо же, какой образцовый аскер! – иронично произнесла Катя. – На такое дело идешь, султану служишь, а боишься пустяковое правило нарушить! Тебе, может, и не придется возвращаться. Это как хан решит.

– О, хан здесь?! – воскликнул Ахмет чуть громче и тут же в испуге оглянулся – не слышал ли кто.

– Здесь, здесь, – заверила Катя. – Так тебе сказали, что к тебе должна прийти женщина?