– Что это? – удивилась я.

– Удочка, в сарае только она была! – донёсся голос.

– Ваня, я же не рыба! Как я по ней заберусь?

– Ага, понял!

Леска исчезла, через несколько мгновений появилась толстая верёвка.

– Аська, держись! – раздался голос Вани.

Я из последних сил замершими руками схватилась за протянутый канат. Пыхтя, адепт начал поднимать меня на поверхность. Я выбралась из колодца на траву, зубы отбивали барабанную дробь, а тело трясло мелкой дрожью.

– Ва-ва-ня, ты и-и-идиот-т-т! – с трудом простучала я.

В этот момент, прямо рядом со мной мелькнула серая тень.

– Паршивец! – заорал Петушков и, уже не обращая внимания на меня, продолжил погоню.

Я скорчилась на траве, пытаясь согреться.

Стоило мне подняться, послать в душе всех в болото и собраться в дом, как испуганный погоней чертёнок прыгнул мне в руки, схватил лапками за шею, затрясся и тоненько завыл. От неожиданности я обняла его. Через мгновенье мчащийся Ванятка брызнул мне в лицо святой водицей, явно попахивающей тухлятиной, и треснул кадилом по макушке. Я осела и свалилась на спину, при этом крепко прижимая черта и матерясь, как сапожник.

– За что? – прохрипела я, поднимая голову.

– Чтобы бес не проник, – тяжело дыша, пояснил Ваня.

– Петушков, ты форменный болван. Это ребёнок, он погони испугался и носится, как угорелый! – едва не плакала я, растирая наливающуюся шишку.

Мы заперли бесёнка в заговорённую клетку и с чувством выполненного долга завалились спать.

Наступило, пожалуй, самое тяжёлое в моей недолгой жизни утро. Все тело ломило, я простудилась в колодце, заходилась кашлем и с трудом сдерживала поток слез, рассматривая страшную физиономию с фиолетовым синяком промеж бровей вместо собственного отражения:

– Ваня, ты посмотри, как ты меня кадилом избил! – причитала я.

– Так вы подрались ночью, – догадался гном. – Поэтому орали, как бешенные?

Я тяжело вздохнула и вышла на крыльцо. Двор оказался в плачевном состоянии. Ночью мы носились в кромешной тьме, не разбирая дороги, и, как варвары, крушили все на своём пути. Окончательно истоптали клумбу с остатками стебельков на ней, разломали жерди на колодце, когда Ваня старательно меня оттуда вытягивал, снесли с петель дверь погреба, разбили пару пустых, но отчего-то чрезвычайно необходимых, бочек, а довершало картину заткнутое клетчатой подушкой разбитое окно в домике Питрима. Посреди этого хаоса, держа в руке клетку с бесёнком, стоял брат Еримей. Он повернулся в мою сторону, на его бородатом лице отражалась настоящая боль от вида развороченного двора.

– Старец ждёт тебя, – обратился он ко мне голосом, полным скорби.

Я кивнула, ощущая, как внутри все сводит от нервных судорог. Ноги стали ватными, а ладони вспотели. Я так хотела повидаться со старцем, но отчего-то сейчас было очень страшно, что-то подсказывало мне: «не стоит знать все тайны, правда может не понравиться». Я старалась не замечать настойчивого внутреннего голоса и с замирающим сердцем вошла в сени домика.

Здесь стояли маленький столик со стулом и обычная деревянная лавка.

– Чего стоишь, садись! – услышала я недовольный, тихий, как шепоток голос. Я с изумлением обернулась и увидела восседающего за столом домового – маленького бородатого, седого старичка в лаптях, полосатых портах и подпоясанной рубахе.

– Чего рот разинула? – пробурчал дед. – Секретарь я его!

Домовой, щегольнув новомодным словцом, которое запоминал уже больше десяти лет, и в первый раз произнёс правильно, довольно улыбнулся, сверкнув золотой коронкой на зубе.

Я понимающе кивнула и присела на краешек лавки, с тоской рассматривая пухлый бок клетчатой подушки, свисающей из дырки в стекле окна. Клеточки были разноцветными, красными и синими.

– Чего притихла, – бросил на меня недовольный взгляд домовой. – Твоя работа! – он кивнула на окно. – Черта ловили! Весь двор в щепки разнесли! – разошёлся он. – Девку едва не утопили!

Я уставилась на старика. Бог мой, да, меня так с детства не отчитывали!

– Между прочим, – откашлялась я, пряча взгляд, – девка сидит перед Вами живая и, вполне, здоровая!

– Митька, – послышалось из-за двери, – пригласи Асю сюда!

У домового отвисла челюсть, он недовольно свёл брови у переносицы и гордо кивнул на оббитую клеёнкой дверь. Я испуганно вскочила, потом села, потом опять вскочила и, затаив дыхание, вошла в горницу. Старец Питрим оказался меньше всего похожим на старца, высокий, сбитой, в чёрной рясе мужичок с затаившим страхом в прищуренных глазах. Я его знала, я его видела когда-то давно, не в этой жизни.

…Пётр Андреевич Лисьев, в народе просто Петька, с самого детства обладал вздорным нравом. Кутила и дуралей, обожающий женщин, кости и выпивку. Именно в таком порядке. Все изменилось за одну ночь, когда в пьяном угаре сна, он увидел хрупкую кудрявую девушку, с чёрными без белков глазами и с горящим красным мечом в руках, она дала ему толстую старинную книгу с надписью на обложке на неизвестном языке. «Прочитай». И он открыл книгу. Потом Петька часто гадал, как бы сложилась его судьба, откажись он посмотреть в старинный фолиант…

На пустых желтоватых страницах проявились буквы, и он прочёл свою судьбу. Потом девушка сказала, что однажды она придёт к нему и попросит совета; он должен сказать, что она выиграет смертельную хватку, сделав самый трудный выбор, и что она должна идти туда, куда зовёт её сладкий голос.

Он проснулся, мир вокруг него остался прежним, а вот сам Пётр изменился. Он смотрел на людей и Чита их мыслил, как ту книгу, он знал и прошлое, и будущее. Тогда-то он и стал Питримом, удалился в забытый скит и со страхом в сердце начал ждать прихода худенькой невысокой кудрявой девочки с чёрными глазами-лужицами. А сейчас перед ним стояла эта девчонка, живая и подвижная, с ужасом и ожиданием ответов. Только глаза у неё были человеческие, каре-зеленые. Я со страхом, перемешанным с интересом, смотрела на старца. Тот, нахмурившись, изучал меня.

– Ты знаешь ответы на все свои вопросы! – вдруг произнёс он.

Я ошарашено уставилась на него:

– Знаю?

Старец кивнул:

– Понимание приходит со временем, время нельзя торопить, время мудрое и знает, когда открыться человеку.

Я кивнула и от всех души попыталась понять ход его мыслей, но он для меня оставался загадкой.

Питрим помолчал, а потом добавил:

– Правду надо искать в глубине, а не поверхности. Ты должна идти за голосом, долетающим до тебя по ночам.

Я задумалась: «Какая все чушь, он-то себя со стороны слышит? Какой ещё голос? Да, я последнее время кроме Ваниного храпа по ночам больше ничего не слышу!»