бежать к Кате и что-то делать, чтобы она не пошла к этому блондинистому мерзавцу. При этом я понимал, что рассказывать ей все это нельзя. Ей будет очень плохо. Но что-то рассказать – надо, иначе как остановить?

Сначала я пытался позвонить – хотел сказать Кате, чтобы она никуда не уезжала и дождалась меня. Но Катя бросила трубку. Тогда я поехал к ней – ее мать меня даже в квартиру не пустила. Приоткрыла дверь и сказала: иди отсюда, забудь адрес и все такое. Пришлось лезть в окно. И даже оказавшись у Кати в комнате, я еще не знал, что делать. Поэтому и сказал: я тебя люблю. Заговорил о себе, своем письме и своих чувствах. Вдруг она меня еще любит и никуда не пойдет…

Она

Я сидела у Андрея на коленях и переживала, что у меня зареванная и опухшая физиономия. И халат старый, и волосы мокрые, спутанные, и вообще выгляжу я кошмарно. Как хитро, оказывается, устроена психика. Кать снова стало две. Одну заботило то, что ей говорят. А вторую – что она чучело. Андрей рассказывал все с самого начала. О каком-то мужчине в дневном стационаре, о том, что плохо тогда соображал… И ему показалось, что он вот-вот станет таким же невыносимым… Я посмотрела ему в глаза: они блестели и при этом были слегка сонные, но абсолютно нормальные. Музыка грохотала. Даже странно, что маму это не смутило. Я и раньше занималась под музыку, но не под такую же громкую… Тут я подумала, что если маме очень захочется зайти, то она отодвинет кресло дверью… Я встала и чуть убавила звук.

– Будешь говорить тише.

– Ага, – он потянул меня за руку и снова усадил себе на колени.

Теперь Андрей говорил шепотом мне на ухо. И… вскоре мне стало наплевать, что он там говорит. Потому что я чувствовала его дыхание, и у меня мурашки забегали по всему телу.

– Я понимаю, что ты меня можешь не простить.

А я вдруг вспомнила, что отпросилась у мамы и вообще должна была сейчас уходить. На всю ночь. Конечно, ни о каком свидании с Егором речи не шло, но, если я никуда не пойду да еще буду тут сидеть с опухшим лицом, мама насторожится. Да и вообще, она может вот-вот поинтересоваться, почему я не ушла. Вот что мне теперь делать? Я посмотрела на часы.

– Ты куда-то торопишься?

– Да. На день рождения в общагу, – сказала я. – Знаешь, ты меня очень обидел. Я все понимаю, но попытайся представить, как я получила это твое письмо, что я почувствовала.

Я встала, отошла от Андрея, достала фен, чтобы высушить волосы. Не знала, что ему еще сказать. Самое удивительное, что я ему верила. И тогда верила, когда прочла письмо, и сейчас тоже. Пусть и утверждал он оба раза противоположное.

– Кать, я тебя люблю, правда. А ты меня… уже нет?

– Не знаю. И вот что, если тебя тут увидят мои родители, у нас будут огромные проблемы. Поэтому я иду на кухню и отвлекаю их, а ты быстро выходишь из квартиры.

– Я могу обратно в окно…

– А я могу поседеть в восемнадцать лет из-за тебя. Пойдешь в дверь. А потом… Мне надо подумать.

– О чем?

– Обо всем, что ты мне сказал. Ты считал, я только и жду, когда снова услышу, что ты меня любишь?

– Нет, – сказал он, – я видел тебя в универе с парнем. Я все понимаю.

– Замечательно.

Что он понимает? Ничего. И я ничего не понимаю. Все-таки у меня не было никаких глюков, Андрей за мной следил. И не подошел.

– Ты его любишь?

– Мне кажется, это мое личное дело.

Тогда он вдруг предложил:

– Возьми меня с собой на день рождения.

А я вообще не знала, куда я теперь пойду. Отпросилась, называется. Хоть выходи и на улице ночуй. Пока я соображала, что сказать, он поднял с пола мой телефон.

– У тебя батарейка выпала. Если кто захочет позвонить – не дозвонится.

Я вытащила телефон из его рук и бросила на стол, так и не вставив батарейку.

– Все, мне надо вывести тебя из квартиры.

– Кать… Можно я тебя поцелую?

Как в тот Новый год… Он тоже спросил разрешения… Зачем он это делает? Напоминает такие моменты… Я не успела ответить, он подошел, наклонился и поцеловал – сначала в губы, потом зачем-то в щеки и в глаза и сказал:

– Солено.

– Потому что ты довел меня до слез. Думаешь, я сахаром плачу?

– Прости.

– Я пошла отвлекать родителей. Выход ты помнишь где.

– Подожди секунду. – Он взял на моем столе листочек для записей, карандаш и что-то написал. – Это мой диагноз. Можешь посмотреть в интернете.

Андрей ушел. Хорошо, что на кухне было темно – только телевизор работал, мама не разглядела моего лица, а папа сидел ко мне спиной. Я вернулась в комнату, надела джинсы и свитер, заплела волосы… Идти мне было некуда и незачем. Посмотрела на листок на столе… Это важно или не важно? Меня дергало от противоречия. Больше всего хотелось бы сказать Андрею: люблю, прощаю, давай будем вместе. Но так же нельзя. Он решит, что может вытворять все что хочет и я всегда все прощу…

Я включила компьютер. Нет, все-таки важно. Надо попытаться понять. Получается, этим письмом он решил мне облегчить жизнь. Хотел как лучше.

Еще минут двадцать я сидела в интернете. Читала, читала… И все становилось понятней и объяснимей. Только мы получались при этом двумя дураками. Один дурак решил, что свихнулся насовсем и надо всех от себя ограждать, вторая дура тут же поверила и даже не попыталась его найти и все уточнить. И больше всего меня интересовало, что будет дальше. Вот я завтра скажу: люблю, прощаю… Что будет?

Просидев еще несколько минут, я махнула рукой – да будь что будет. Я что, смогу без него? Не смогу. А значит, мы должны быть вместе.

Осталось решить, куда пойти на ночь. Наверное, в общагу, не на вокзал же… Вариант никуда не идти я не рассматривала. Для родителей я теперь спокойная девочка, решила – еду. Без всяких метаний, рыданий и швыряний предметами.

– Кать!

Я обернулась – Андрей никуда не ушел, стоял у моего дома. Сейчас скажет: возьми меня с собой на день рождения.

– Да не иду я ни на какой день рождения, – сказала я, – я вообще никуда не иду!

– И чтобы никуда не пойти, ты