вообще, она его бросила сама. Водовозов, конечно, согласился – а что ему еще оставалось.

В больнице нам тут же попалась Аня. Кинулась ко мне обниматься, потом принялась показывать нам с Катей какие-то новые заготовки, назвала Катю детенышем-девочкой, в общем, вела себя обычно для нее, но так, что Катя на всякий случай крепко держалась за мою руку. Потом мы пошли к психологу, и в конце разговора меня попросили выйти, а Катю оставили. Я ждал в коридоре, глядел в окно и думал, что самое главное уже совершил – Катю вернул, а все остальное теперь точно будет хорошо. Никаких проблем не предвиделось, и даже на улице было тепло и солнечно. Словно специально для нас.

Она

Я решила поговорить с родителями, потому что встречаться тайно мы бы с Андреем не смогли. Да и зачем нам скрываться, что такого в наших отношениях? Тем более что теперь я собиралась ездить в больницу вместе с ним. Первый наш визит туда был странным. Я даже немного испугалась, когда к Андрею бросилась тетка в нелепой одежде, обняла его, потом поправила на нем очки, которые поправлять было незачем. И что-то несла… почти бессвязное. В общем, больница производила угнетающее впечатление, хотя и не выглядела так страшно, как показывают в кино. Если убрать странных людей и забыть, что это психушка, то там было довольно мило. Но куда же это уберешь и как забудешь? Психолог мне понравилась. Тем, что воспринимала нас с Андреем серьезно, как нормальную пару, а не как детей, которым вдруг что-то взбрело в голову. Хотя не все, что она мне сказала, радовало. Если честно, я, глядя на Андрея вчера и сегодня, решила, что проблемы позади. Наконец-то его вылечили, и можно навсегда забыть о плохом. Но, как утверждала психолог, не все так просто. Сейчас ему самому кажется, что он полностью здоров, а опасна эта иллюзия тем, что при каком-нибудь незначительном эпизоде вроде плохого сна или испуга, связанного с огнем, он снова решит, что все было напрасно и он ненормальный. И убедить его в обратном в очередной раз может оказаться трудной задачей. В общем, оказалось, что, с одной стороны, у Андрея нет никакого сложного психического заболевания, а с другой – нам всем вокруг нужно учитывать его особенности. И до того, что называется полной компенсацией, может пройти и год, и три года… Но я решила, что теперь уже никуда не сверну, что бы ни произошло. Одного раза мне вполне хватило. Вот буду с ним, и всё. И меня совсем не пугает, что он вынужден пить таблетки, которые его тормозят, и что, может быть, ему еще придется ездить сюда лечиться.

Вот с таким своим твердым намерением я и решила ознакомить маму с папой. Иначе Андрей так и будет забираться ко мне в окно. Родителей это, конечно, не обрадовало. Хоть я и подготовилась к беседе не хуже, чем к зачету. И показала им на экране компьютера статьи про стрессовое расстройство, и объяснила, откуда оно у него и зачем он мне то письмо настрочил. Папа просто сказал, что ему все это не нравится. И мальчика, конечно, жалко, но мне-то зачем быть с ним и ждать, вылечится он полностью или нет. Слово «люблю» папу скорее раздражало, чем что-то объясняло. Мама была не так категорична, но очень переживала. Хоть начинай их возить к психологу вместе с собой…

Когда мы приехали в больницу в третий раз, эта Аня, что сразу бежала к Андрею обниматься, подошла не к нему, а ко мне и протянула вязаный пенал в виде пингвина. На клюве его была кнопка, и внутрь наверняка прекрасно входили карандаши.

– Классный, да? – спросил Андрей.

– Да, мне очень нравится.

Дома я убедилась, что пенал и правда удобный. И еще – оригинальный, ни у кого такого больше нет… Напрасно я так испугалась эту тетку при первой встрече, она была добрая…

Все открытки от Егора я выкинула, а игрушки отдала соседским детям. Вообще, удивляло, что он так быстро от меня отступился. Выходит, ему было нужно только одно? А так красиво ухаживал… Потом я увидела их с Наташкой. Что ж, она давно хотела с ним познакомиться. Это сняло с меня все остатки чувства вины – брошенным и страдающим он совсем не выглядел.

После майских праздников мы съездили в больницу последний раз и Аню там уже не застали – значит, ее выписали.

А потом мы начали готовиться к сессии. В основном дома у Андрея, потому что своих родителей я старалась лишний раз не нервировать. У Андрея же почти никогда никого не было – они не вылезали из своего офиса. Хорошо ему, с работой проблем не будет. Андрей сказал, что когда-то генеральным директором «Мечты» должен стать либо он, либо Виктор Водовозов.

– Но Водовоз – только через мой труп.

– Хм. Мне надо серьезно задуматься о том, чтобы выйти за тебя замуж, – сказала я. – Это же не надо будет беспокоиться о платьях.

– Да вы меркантильное создание, Екатерина…

– Все мы такие.

Сессию я сдала на отлично, а Андрей в этот раз – на четверки, быстро оправдавшись тем, что одни пятерки – это перебор и вызывает подозрение. А четверка – самая человеческая оценка.

После сессии мама вдруг выложила на стол путевки в санаторий. На то самое море, куда мне так важно было съездить после одиннадцатого класса и куда совершенно не хотелось ехать сейчас. Я отказалась наотрез. После чего включился папа, стучал по столу кулаком и заставлял немедленно согласиться. Я психанула и ушла к Андрею. А он – нет чтобы посочувствовать – заявил, что я неправа и мне нужно ехать. Еще и Ольга Владимировна поддержала. Мол, они тоже куда-то уедут на пару недель. И, конечно, мне надо отдохнуть, а то я бледная и замученная после сессии.

Всем было наплевать, что я не хочу оставаться без Андрея даже на день, не то что на месяц… А он сам теперь уговаривал меня уехать.

– Ты просто хочешь меня вытолкать, – сказала я. – Наверное, я тебе надоела. Конечно, мелькаю постоянно перед глазами…

Мне хотелось, чтобы он лишний раз сказал: люблю, не надоела, буду ждать и скучать. Перед самым моим отъездом Андрей не выдержал и спросил:

– Ну мне что, татуировку сделать – «люблю Катю»?

И тогда я расхохоталась, смеялась до слез и икоты. Вспоминая, как в феврале думала то же самое