Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выходы всех комнат были обращены во двор жилища и занавешены коврами. Вахинак тихонько крался от комнаты к комнате, прислушиваясь к разговорам. За одной из дверей послышался голос Гранта:
– Мой старый друг. Проблема сущности человека находится в центре всех споров о человеке. Аристотель называл сущностью человека те его свойства, которые нельзя изменить, чтобы он не перестал быть собой.
– О, Грант, – говорил оппонент, – сущность человека – загадка, но я скажу так: труд делает человека человеком, и тем он отличается от животного. И никакого чуда!
– Тебе не кажется, что запахло навозом? – Философ принюхался.
Вахинак поспешил спрятаться в соседней комнате. Выглянула голова хозяина, он повертел головой и, вернувшись на место, произнес:
– Действительно, запах ощутимый.
– Вот, смотри, – продолжил Грант. – Чудеса бывают. Мне довелось увидеть талисман богов Палладиум и убедиться, что он может предсказывать события. Я начал задумываться: может быть, и сущность человека божественная.
Вахинак напрягся, его челюсть отвисла и, он приготовился услышать главное. Хозяин дома спросил:
– Где же ты увидел Палладиум? Я считал эту вещь мифической.
– Друг, Палладиум в Арташате. Ну, ладно, пора идти. Скоро начинаются занятия со студентами.
Друзья вышли из дома, тепло простились, и Грант ушел. Хозяин долго смотрел вслед философу: «Надо же, Палладиум в Арташате!» Позади него послышались шаги. Обернулся. Картина, которую он увидел, потрясла до глубины души: из его дома выходил второй человек в государстве в белой тунике и зеленом плаще, весь помятый и перепачканный навозом, с синяками на лице и перьями в волосах. Вахинак, сделав вид, что ничего странного не происходит, что так сейчас принято ходить, прошествовал мимо потерявшего дар речи гражданина и быстренько перебежками двинулся во дворец.
Глава 21
Отряд парфян численностью в три тысячи человек, все на лошадях, приблизился к Арташату и стал лагерем у стен армянской столицы. Встреча двух царей, армянского и парфянского, по вопросу раздела Осроены47 предполагалась на следующий день.
Шадман, начальник канцелярии, убеленный сединами опытный царедворец, одетый в красный парфянский халат, расшитый жемчугом и драгоценными камнями, сладким голосом говорил царю Фраату IV, восседавшему в шатре на походном троне:
– Государь, ты мог бы предложить Тиграну город Эдессу, населенный преимущественно армянами, в обмен на остальную территорию Осроены.
– Никаких уступок! – красавица Муза в зеленой тунике, бледно-голубой шелковой столе и прозрачной палле, встала у трона царя: – Парфия должна получить все, в том числе и Армению.
Возражать было опасно, и, взглянув на Фраата, ласково целующего жену, Шадман подумал: «Женившись на Музе, не очень умный Фраат перестал думать сам, полностью доверившись женщине», а вслух шутливо посетовал:
– Конечно, всегда нужно брать побольше, но, проявив щедрость, отдав крохи, в итоге получаешь все!
Советник ушел, а прекрасная Муза, царственно пройдясь по шатру, волоча ароматный шлейф благовоний, продолжила наставлять царя:
– Переговоры – лишь прикрытие операции по поиску Палладиума. У меня в армянском дворце есть свой человек, который вычислил тайник. Не забывай, Палладиум вознесет тебя к вершине могущества.
– Милая, – Фраат похотливо пожирал глазами жену, – я страстно хочу завладеть талисманом, но легче превратить пол-Азии в вассала, чем отнять хоть что-то у армян.
– Положись на меня. – Муза, безраздельно властвующая над мужчиной, загадочно поманила мужа и, перед тем как поцеловать, прошептала: – Сначала ты станешь другом императора Августа, потом посадишь на армянский престол своего человека, а затем, оставив в наследство нашему сыну величайшую в истории державу, станешь богом.
У Фраата голова пошла кругом. Жажда власти и сексуальное желание в нем слились.
На другой день царя и царицу Парфии принимал армянский царь Тигран IV. В тронном зале с колоннами, окрашенными красным кармином48, среди богатой обстановки, ковров и скульптур, сияющих в лучах пробивающего через окна полуденного солнца, собралась вся знать столицы. Торговые отношения Армении с Парфией были на подъеме, позиции и интересы в мировых делах наконец совпали, противоречия сгладились, и два царя, любезные и предупредительные, льстили друг другу.
– Брат, – говорил армянский монарх, – наша репутация такова, что Рим отказался от политики с позиции силы, ограничиваясь мелкими провокациями.
– Брат, с Римом придется считаться, – отвечал парфянский царь. – Того, кто уверовал в свою безопасность, неизбежно ждет разочарование.
Они прогуливались по залу, а все внимали непринужденной беседе монархов.
Две царицы Эрато и Муза, обладательницы статных фигур и величественных одеяний, стояли поодаль от мужей и завистливо разглядывали друг друга.
– Эрато, – говорила парфянская дива, – ты красива, но, похоже, покорность – не твоя добродетель.
– О, Муза, – отвечала армянская царица, – покорные женщины слабы и беспомощны. Строптивая жена способна превратить недостатки мужа в достоинства, а его мечты – в реальность.
Затем был пир, на котором царь Фраат произнес тост:
– Я пью за моего брата царя Тиграна, который умеет извлекать из всего пользу, не подпускает неприятности близко к сердцу, обладает неутомимой энергией. Одного не пойму, как он притягивает удачу?!
Все посмеялись, выпили мсхали, армянское вино золотистого цвета с приятной терпкостью и насыщенным ароматом, и обратили взоры на Тиграна, который поднялся и произнес ответный тост:
– Брат! Древний философ сказал, что трудно познать себя, гораздо легче давать советы другим. Как притянуть удачу? Вот мой совет: контролируй страсти, дай любопытству взять верх над интересами, не иди на поводу желаний, не цепляйся за прошлое, и удача свалится на тебя. Выпьем! Пусть боги ниспошлют удачу моему дорогому гостю царю Фраату!
Фраат и Муза украдкой переглянулись.
Веселились долго, музыка оглушала, вино лилось, танцовщицы завораживали, тосты произносились… Поздно ночью, когда все разошлись, а дворец уснул, Муза, одевшись во все черное, выскользнула из покоев, отведенных царю Фраату, и, неслышно ступая по камням коридоров, прокралась в зал приемов, прошмыгнув как тень мимо охранников. У большой мраморной статуи, изображавшей Афину Палладу работы грека Фидия, стоял в нервном ожидании Дживан, подручный управляющего двором.
Дживан, двойной агент, наемный убийца на службе Вахинака и шпион парфян, внедренный выведывать и выслеживать, сейчас то и дело оглядывался по сторонам, но одним глазом в тусклом свете видел мало. Второй глаз был прикрыт повязкой.
– Заждался? – женский голос заставил агента вздрогнуть и обернуться.
За спиной стояла Муза с черным платком на пол-лица и острым кинжалом в руке.
– К-как ты здесь оказалась?
– Прилетела на крыльях мести. Одноглазый, зови меня