Энио упоминается в греческой мифологии как ужас или разорительница городов. Дживан, смерив взглядом хрупкую женщину, почувствовал разочарование, засомневавшись в ее способности идти на нешуточное дело:

– Энио, пробраться в тайное хранилище – это как вскарабкаться на отвесную скалу. Не каждый мужчина справится.

– Я справлюсь. Волноваться нужно тебе, одноглазый. Получив деньги, держи слово, давая обещание, помни о цене жизни.

Дживан судорожно сглотнул и выдавил:

– Вот, повесь на пояс! – Вручив спутнице стеклянную лампу с горящим огоньком, скупо сказал: – Пошли!

В окне, кроме сверкающих звезд и серебристой луны, она увидела веревку, свисающую с крыши. Упираясь ногами во внешнюю стену здания, они полезли наверх. Перевалив на крышу, оба, незамеченные никем, затащили веревку, привязанную к каменному выступу в виде головы льва, и, ступая мягко и тихо, двинулись по черепице. Муза как кошка чувствовала себя на покатой крыше достаточно устойчиво, Дживан как добротный шпион передвигался свободно. На дозорной вышке на крыше дворца дежурил солдат. Был он одет в кольчугу и шлем и, всматриваясь в горы, оглядывая окрестную территорию, ходил взад-вперед в готовности в любой момент подать сигнал тревоги, но два заговорщика, спрятавшись за трубой дымохода, дождались, когда он отвернется, заинтересовавшись мигающими огнями на горе. Заговорщики проскочили просматриваемый участок и оказались у достаточно широкого отверстия вентиляции. Дживан сбросил в него припасенную загодя веревку.

– Энио, эта вентиляционная шахта ведет в нужное нам помещение. Рискованно, но на любом пути и спуск подъемом бывает.

– От длинных речей язык заплетается. Действуй, воин, и будь что будет!

Подручный первым стал спускаться по веревке в узкий колодец, за ним последовала Муза. Вертикальные участки сменялись уступами, потом вновь начинался спуск по каналу естественной вентиляции; мужчина и женщина физически были готовы к изнурительным нагрузкам и преодолевали трудности успешно. Они оказались в подземном зале с колоннами. Почувствовав под ногами твердую почву, осторожно двинулись в сторону горящих на стене факелов. Дживан обнажил меч, Муза сжимала в руке кинжал.

Прокаркала ворона. Путники вздрогнули, остановились. «Ворона – посредник между жизнью и смертью, служит богине Афине», – пришло на ум Музе. Увидев испуг Дживана, успокоила:

– Ворона – спутник богини. Мы на правильном пути.

Двинулись дальше. Вдруг над головой, со свистом рассекая воздух, пролетело нечто, отбросив на пол крылатую тень.

– Птица? – насторожился Дживан.

Муза могла поклясться, что это была тень дракона, но вселять неуверенность в подельника не захотела, хотя и подумала: «Я – в тайном хранилище Афины Паллады, которая согласно мифу родила дракона». Вслух тихо сказала:

– Возможно, сокол. Не обращай внимания, воин. Вперед!

Украдкой продолжили движение. Раздалось: «Уугуу». Подельники замерли. Муза была в смятении: сова, способная видеть в темноте – символ проницательности, служит Палладе, да и сама богиня может принимать облик этой птицы.

– За нами следят, будь внимателен! – прошептала Муза.

Дживан кивнул:

– Я в порядке, прикончу каждого, вставшего на пути.

Женщина лихорадочно соображала: «Богиню Афину сопровождают священные животные – ворона, сова, дракон, змеи. Змей еще не было. Где змеи?»

Сделав несколько шагов вперед, они резко остановились: в свете горящих факелов открылась удивительная картина: на каменном постаменте стояла потрескавшаяся от времени, со следами позолоты и царапин деревянная фигура Афины, облаченная в боевой шлем, вооруженная копьем и мечом. Небольшая статуя, от которой исходили волны всепобеждающей силы, завораживала, восхищала и притягивала, возможно, звала Музу: «Вот твой шанс завладеть сакральным предметом, возьми его!» Музу потянуло к статуе как магнитом.

Над головой Дживана навис питон. Свешиваясь с перекладины, укрепленной между колоннами, змея шипела и медленно спускалась, но стоило человеку сделать шаг, как огромный сетчатый хищник рухнул на него с высоты. Дживан не устоял, свалился на пол, меч со звоном отлетел в сторону, а змей неудержимо заскользил по жертве, туго обвиваясь вокруг добычи, чтобы задушить и проглотить.

– Энио, помоги!! – закричал шпион.

Но итальянка его не слышала. В мозгу засела мысль: «Украсть Палладиум! Завладеть любой ценой!». Внезапно путь ей преградила женщина в образе Афины. Резко остановившись, Муза выжидательно смотрела на соперницу, на голове которой был коринфский шлем с гребнем из конских волос, лицо закрыто пластинами с массивным наносником (такой любили в Спарте), в руках меч и щит. Одета она была в золотистую тунику, через плечо – накидка из козьей шкуры (Эгида?), украшенная золотым медальоном с женским лицом и змеями вместо волос – Горгона Медуза, монстр, взгляд которого обращал человека в камень.

Не задумываясь, запальчивая Муза с кинжалом бросилась в атаку на неведомого противника. Клинок напоролся на щит, итальянка отскочила, но тут же последовала следующая стремительная атака – удар ногой по щиту, и кинжал вошел в соприкосновение с клинком меча; скрестив оружие, женщины решительно шагнули навстречу друг другу. Та, что в шлеме, парировала выпады щитом, но атаки парфянской царицы шли одна за другой: Муза в бешеном темпе нападала, изматывала соперницу, ускользала от ее ударов. Хранительница Палладиума мощно замахнулась мечом сверху, пытаясь разрубить ей голову, но парфянский кинжал принял оружие, а потом, заскользив по клинку меча, остановился у эфеса, и только щит отбил натиск, заставив итальянку отступить.

Дживан боролся с питоном. Изнемогая от боли, все же мобилизовал ресурсы и, раздвигая руками кольца змеи, постепенно высвобождался из цепких объятий.

На разгоряченную Музу внезапно спикировала сова, задев крылом и оставив порез на ее прелестном лице. Муза отпрянула, схватилась рукой за кровоточащую рану, но соперница теснила, готовясь нанести решающий укол в грудь, и Музе пришлось защищаться и уклоняться. Возникло осознание: перед ней сильный соперник, наделенный божественной силой, способный спокойно наносить убийственные удары. «Она неприступна, – на этой мысли поймала себя парфянская царица. – Сама богиня? Не может быть! Но если так, то, как гласит легенда, ей ничего не стоит превратить меня в птицу, змею, лишить голоса, ослепить, содрать кожу, извалять в куче навоза. Мой кинжал против ее меча и щита – ничто! Исход битвы предрешен. Я переоценила себя». Отступив, бросив кинжал, она побежала к веревке – выбираться из адских глубин.

Обхватив руками и ногами веревку, Муза сноровисто полезла наверх. Дживан, наконец распутав кольца питона, устремился за женщиной. Мелькнула тень дракона. Мужчина рывками, проворно карабкался по веревке вверх и почти долез до вентиляционного отверстия, как в спину впились когти, и какая-то неведомая сила понесла его под сводами зала, а потом уронила. Раздался хруст костей, вырвался хрип, и последнее, что увидел шпион одним глазом, – летящая к нему ворона. Подлетев, она деловито выклевала жертве единственный зрячий глаз. Муза, став свидетелем этой сцены, похолодела от ужаса.

В зале стало тихо. Воительница сняла шлем. Это была Эрмина. Положив к основанию Палладиума щит и меч, взяла ветку оливы – символ мудрости, поднесла к лицу и, вдохнув аромат свежего вечнозеленого растения, улыбнулась:

– Мрак опасности превращается в свет надежды.

– О, Солнце Парфии! – сладким голосом говорил