До сих пор ее сознание ощущало терпкий привкус власти надтолпой, и Нара лелеяла это ощущение, ей нравилось, как оно сочетается ссолнечным светом, лившимся в высокие окна по обе стороны большого коридораФорума. Но радость Нары политика была сущей чепухой в сравнении с радостью Нарыженщины.

Лаурент Зай уцелел. Он снова ушел от смерти.

Конечно, о том, что его успех в бою спас целую планету,знала только горстка людей. Теперь казалось немыслимым, что военный совет былспособен одобрить нечто столь чудовищное. Нара гадала: какие чувства по мереприближения часа геноцида испытывали двое живых советников, проголосовавших заплан Императора.

Сенатору Наре Оксам казалось, что сама она вышла из кризиса,обладая в военном совете более значительным авторитетом. Она была первой, ктопроголосовал против плана, поэтому ее голос теперь уступал только голосуИмператора. В военном совете, который поначалу был единодушен, наметиласьтрещина. Живые против мертвых, сенатор Оксам против монарха. Пока Император ещени разу не проигрывал при голосовании, но Оксам видела, как он уходит отсобственных идей, стоит ей только против них возразить, с какой неохотой онвысказывает предложения, которые большинство советников может забаллотировать.

Но большинство образовалось. Эти люди молчали и ждалимомента, когда они смогут дружно выступить против любого геноцида в будущем.

Найлз, всегда казавшийся Наре телепатом, прервал еераздумья.

— Но тебе нужен еще какой-то совет?

— Отрабатывай свое жалованье, Роджер. Найлз дождалсямомента, когда они с Нарой переступили порог ее сенаторских владений. Зона ееофисов после того, как Оксам стала членом военного совета, почти вдвоеувеличилась в размерах. Передвижные стены Форума заехали на чужие территории —так толстяк оттесняет других людей, проталкиваясь к лифту. Половина из десяткасотрудников, встретившихся Наре по пути к ее кабинету, оказались ей незнакомы.

Когда она вошли в личный кабинет Нары, Найлз проговорил:

— Само собой, ты связана столетним табу. Нара нервнокивнула. Она уже объясняла Найлзу, почему не может обсуждать запасной план,принятый советом на тот случай, если Заю не повезет и он проиграет бой сриксами. О том, что был задействован закон столетнего табу, Оксам Найлзусказала, и все же упоминание о запретной теме заставляло ее нервничать.

— Зато я ничем не связан, — продолжалНайлз. — И могу строить предположения и давать тебе советы. Давай так: ябуду говорить, а ты ничего не подтверждай и не отрицай.

— А хорошая ли это идея, Роджер?

— В законе ничего не сказано о том, что ты не имеешьправа меня слушать, сенатор.

Нара задумчиво кивнула.

— Во-первых, ты радуешься, Нара Оксам. Радуешьсяпотому, что остался в живых твой любимый, и потому, что в войне наступилблагоприятный поворот. Однако я догадываюсь, что, кроме того, ты радуешьсяиз-за того, что чрезвычайный план Императора выполнять не пришлось. Наверняка унего был такой план — на случай гибели «Рыси».

Оксам уже была готова согласно кивнуть, но сдержалась. Какойбы степенью надежности ни обладали ее кабинеты, существовали такие методыведения допросов, при которых можно выколотить из человека воспоминания о любомразговоре. Они с Найлзом играли в опасную игру с древним законом. У Нары хотябы имелись сенаторские привилегии, а у Роджера Найлза их не было.

— Во-вторых, план Императора на случай чрезвычайныхобстоятельств был настолько... необычен, что он решил скрыть его, прибегнув кзакону столетнего табу.

Нара моргнула и поспешно отвела взгляд к окну. За окномсверкала столица во всем своем полдневном великолепии.

— В третьих, лично я верю в то, что Нара Оксам ни зачто на свете не отдала бы свой голос за нечто уж слишком необычное.

Наре очень хотелось поблагодарить Роджера или хотя быулыбнуться, но она сумела сохранить бесстрастное выражение лица.

— Все это означает, — продолжал развивать своюмысль Найлз, — что ты либо выиграла голосование, и Император жуткоокрысился на тебя, либо ты голосование проиграла и в итоге заработала всеголишь сдержанное недовольство. Как бы то ни было, победа, одержанная ЛаурентомЗаем, сделала чрезвычайный план ненужным, и теперь Его воскрешенное величествовыглядит чудовищем, что бы он там ни предлагал. А поблагодарить за разделениевоенного совета ему некого, кроме тебя. Ему же хотелось с кем-то разделитьвину.

Оксам была изумлена: и как только Найлз все это угадал? Вероятно,следил за лицами других членов военного совета во время ее выступления вСенате, а может быть, выследил признаки приготовлений к осуществлению планаИмператора где-то среди колоссальных массивов данных, которые просматривалкаждый день. Но, вероятно, Найлзу оказалось достаточно всего-навсего упоминанияо законе столетнего табу, и все остальное он домыслил.

— Короче говоря, — продолжал он, — тысовершила самый страшный грех: одержала моральную победу над, Императором.

Нара не выдержала.

— Моральную победу, Найлз? Вроде бы ты как-то разсказал, что это словосочетание — не что иное, как оксюморон.

— Так и есть, сенатор. Уверен, ты способна понять, чтов твоей победе есть несколько внутренних противоречий. К примеру, теперь у тебястало намного больше авторитета, но зато и опасность тебе грозит болеесерьезная.

— А ты не драматизируешь, Найлз? Он покачал головой.

— Все так ясно, что яснее не бывает, Нара. Если я прав,если я не лишился рассудка, то ты напрямую выступила против самогомогущественного человека в центральных пределах миров, заселенных людьми.

Нара пожала плечами, снова надела маску равнодушия иперевела взгляд к окну. Планета спасена, ее любимый все еще жив. Все, чемстращал ее Найлз, не могло омрачить радостей этого светлого дня.

Тем не менее Нару все-таки тревожил сам факт того, какимобразом Найлзу удалось нарисовать всю эту картину. Уж нет ли у него шпионов ввоенном совете? Нара Оксам бросила взгляд на старика и заметила морщины у негона лбу, говорящие о том, что ее главный советник встревожен. И тут она поняла:все, что нужно было Найлзу для дедукции, он черпал от нее. Он читал ее чувстватак же легко, как она читала чувства толпы. Понимание масс было политическимискусством, а понимание политиков — непременным качеством советников.

Найлз был эмпатом на службе у эмпата.

— Это ты называешь советом, Роджер? — произнеслаона через некоторое время.

— Нет, сенатор. Советом я называю вот что: будьосторожна. Ходи помедленнее. Берегись ударов в спину. Предполагай (на всякийслучай), что Император расставляет для тебя западню, что он только того и ждет,чтобы ты совершила ошибку. Не совершай ее.

— Не совершать ошибок. Отличный совет, советник.