Из шканечного журнала линейного корабля «Азов»: «В 31/2 часа с неприятельского корабля сбиты были все мачты и перебиты канаты, которые и понесло за корму. В сие время совершенно открылся стоявший во 2-й линии в интервале турецкий адмиральский двухдечный фрегат, и некоторые корветы продолжали пальбу с правого борта…»

– Залп! – выхватив сабли, кричали плутонговые командиры. – Залп! Залп! Залп!

До турок было рукой подать, а против «Азова» обратили свои орудия сразу пять турецких судов. Едва ж азовцы успели в первый раз разрядить свои пушки, как корабль внезапно вздрогнул раз, затем еще и еще. Турецкие 6-фунтовые ядра в упор поражали русский флагман.

Бой был тяжел и яростен. У борта «Азова» – стена фонтанов от падающих ядер. На самом корабле тоже жарко. То и дело вспыхивали пожары, рвались снасти, рушился такелаж. Но и азовцы в долгу не оставались. Прошло менее четверти часа с начала боя, как меткими выстрелами комендоров флагмана была разбита грот-мачта ближайшего турецкого фрегата. Верхняя ее часть рухнула в воду, по пути разнеся в щепки фальшборт. Упав, мачта потянула за собой паутиной вант весь фрегат. Турки кричали истошно. И было от чего! Судно сильно накренилось на борт, задрав в небо ближний к «Азову» борт. И очередной пушечный залп пришелся точно в небеса.

– Аллаху своему презент послали! – усмехнулся Гейден. – Теперь уж точно не видать им от него милостей!

Зато уж «Азов» не промахнулся, и через несколько минут превратил своего противника в горящую груду дров. Вскоре чадящий пожарами фрегат на буксирах оттащили под защиту береговых укреплений.

– Какие повреждения? – спрашивал Гейден Лазарева.

– Фок-мачту выбило из степсов. Едва держится на цепях!

– Что с грот-мачтой?

– Трещина до нижнего дека. От бизани, сами видите, одни обломки!

Мимо санитары тащили окровавленного матроса.

– Живой? – закричал им Лазарев.

– Куда там, – ответили санитары. – Наповал!

– Да, только начали, а уже жарко! – вздохнул Гейден и, взяв трубу, принимается рассматривать турецкий флот.

Ни Гейдену, ни Лазареву, однако, причин радоваться пока еще никаких не было.

Перед кораблем было еще четыре противника. Батарейные командиры лишь утерли рукавами пот, перенацелили пушки, и все началось по новой.

Вскоре очередное меткое ядро, пущенное с «Азова», пробив борт, попало прямо в крюйт-камеру очередного корвета. Взрыв был оглушителен, и останки судна разметало по всей бухте. Высоко в воздухе в клубах дыма летели доски и снасти, головы и руки…

Бой продолжался. «В жару битвы палубы наших кораблей представляли зрелище одинаково ужасное: без мундиров, с завязанными или заткнутыми ушами, дабы совсем не оглохнуть, те люди, которые за несколько часов (до боя) казались короткими и добрыми, теперь казались бешеными. С диким взором, с растворенными устами, не замечая никакой опасности, они бросались и опрометью бежали туда, куда приказывали. Храбрейшие возвышали голос; им охотно и стремительно повиновались, и никто не узнал бы робкого. Тяжелораненые и умирающие, одни лежали смирно, другие ползли на перевязку, не произнося ни одного жалобного стона. Вскоре крикливое “ура!” подменилось отчаянным молчанием, и тут-то каждый, можно сказать, работал за четверых, и силы по мере утомления… Томимые жаром, жаждой и усталостью матросы окачивались морской водою (коею в осторожность от пожара палубы наливаются), прикладывались к ядрам или держали свинцовые пули во рту, и тем освежали горящие губы и запекшийся язык. В таком положении ничто не устрашало их; большой ужас возбуждал большую храбрость: каждый взрыв сопровождался радостным “ура”, даже раненые на кубрике провозглашали сей символ славянской храбрости…»

– Не суетись, ребята! – кричали азовские офицеры вошедшим в азарт артиллеристам. – Целься вернее под ватерлинию, чтоб тонул исправно!

Лейтенанты Павел Нахимов и Иван Бутенев, мичмана Владимир Корнилов и Ефим Путятин, гардемарины Дмитрий Шишмарев и Владимир Истомин – все при деле!

Над «Азовом» занимаются (в который уже раз) языки пламени. Их сбивают, аварийные партии мечутся от бака к юту.

…Очередной залп с турецкого фрегата – и падает, заливая кровью палубу, лейтенант Бутенев. В горячке он пытается подняться. Из раздробленной ядром руки хлещет кровь. Лейтенант рвет зубами рубаху.

– Затяни узлом повыше! – хрипит он подбежавшему матросу. – И живо назад, к орудию!

Еще некоторое время Бутенев руководит своей батареей, но силы оставляют его, и он падает на руки своим артиллеристам. Пушки среднего дека принимает под свое начало мичман Константин Истомин. Невозмутимо вышагивая средь свистящих ядер в сдвинутой на затылок фуражке, он подбадривает матросов:

– Это что, в аду, говорят, еще почище-то будет! Залпировать по моей команде! А целить под срез палубный!

Позднее Нахимов вспоминал: «…Бедный Бутенев потерял правую руку по самое плечо. Надо было любоваться, с какой твердостью перенес он операцию и не позволил себе сделать оной ранее, нежели сделают марсовому уряднику, который прежде его был ранен…»

Теперь против «Азова» оставалось всего лишь три противника. Но радость экипажа линейного корабля была недолгой. На место выбитого из линии фрегата уже выходил откуда-то из-под берега другой, еще невредимый. На «Азове» же к тому времени повреждений хватало: шаталась во все стороны выбитая из степса фок-мачта, вышло из строя немало и пушек. В неразберихе боя кто-то по неосторожности, отбрасывая в сторону зажженный картуз, попал им в кучу других, приготовленных для пальбы. Начались взрывы и большой пожар. В конце концов, хотя и с большим трудом, но с ним все же справились.

Усмотрев, что русскому флагману приходится нелегко, на выручку ему поспешил капитан Ла-Бретаньер. Его «Бреслав» оставил назначенное ему диспозицией место, с которого французы почти не могли вести огня по туркам. Обрубив якорный канал, «Бреслав» сумел протиснуться в узкий промежуток между «Азовом» и стоявшим рядом британским «Альбионом». С подходом Ла-Бретаньера положение Лазарева несколько улучшилось. «Бреслав» отвлек на себя сразу несколько турецких судов, и русские моряки смогли немного перевести дух.

В свою очередь азовцы, несмотря на свое почти полное окружение турками, умудрялись оказывать посильную помощь «Альбиону», сражавшемуся с 84-пушечным флагманом Мухарем-бея. Турецкий линкор сопротивлялся отчаянно, огонь его был на редкость точен. Но вот англичанам как-то удалось перебить его шпринг, и оставшейся без якоря турецкий корабль очередной порыв ветра внезапно развернул кормой к «Азову».

– Лупи его анфиладным! – не сдержавшись, яростно крикнул Лазарев.

– Причешем строптивца, коль напрашивается! – репетовали в свою очередь матросам батарейные командиры.

– Держите, гололобые! – в азарте забивали пробойниками ядра и пыжи матросы. – Счас не нарадуетесь!

Первый же залп полностью смел в воду корму турецкого корабля. После второго корабль занялся огнем. В течение получаса сразу четырнадцать пушек верхнего дека сосредоточенно били по пылавшему турку, пока не превратили его в совершенное месиво. Непрекращавшийся огонь «Азова» лишил турок возможности тушить все разраставшийся пожар. Вот они уже принялись прыгать за борт, вначале еще ровно по одному, а затем посыпались десятками. Полыхающий языками пламени флагман Мухарем-бея понесло куда-то в сторону. Но вот наконец огонь достиг крюйт-камеры, и 84-пушечный гигант разорвался с грохотом и треском.