— Не получилось.

— Правильно. Нечего помирать. Тебе еще рано.

Пока Туна убирала кашу с пола, я налила в глиняный таз воды из кувшина и предложила Ружу умыться. Я слышала о нем еще до болезни. Один из старых жителей этого дома.

— Вот скажи, какого лысого пня я должен терпеть эту дуру? Она меня бранит. Я ей в ответ сказал. Так в меня каша полетела! Да я от руов защищал пещеры пока ее не то, что в помине не было, ее прабабка еще не родилась. Ты видела руов? — спросил он.

— Нет, — помогая надевать кофту, ответила я.

— У них огромные клыки, что с мою руку. И высотой в два меня. Повадились они одно время к нам в пещеры нас есть. И мы их отгоняли. Видишь вон тот топор? — Он ткнул в противоположную стену, где стоял топор. — Вот им я столько этих руов порубил! Да в каждой комнате пол можно было застелить вместо ковра. Эта же мелкая будет мне хамить!

— Может случайно? — я попыталась смягчить ситуацию.

— Ага, каждый раз так. А ты думаешь есть случай? — он схватил меня за руку. Да так крепко, что я испугалась.

— Не знаю.

— Я знаю. Нет этих случайностей. Все идет по цепочке. Эта дура будет здесь полы мыть, пока не поумнеет. Я еще посмотрю, как она ломаться будет, — довольно сказал он. Я осторожно освободила свою руку.

— Это как понять? Ломаться?

— Принеси мне поесть, — попросил он. — И больше не надо на меня эту кашу вываливать.

Слова Ружа меня насторожили, но я не смогла его расспросить. Он просто уходил от темы. После того как я его накормила, то спустилась на первый этаж. Туна внизу разговаривала с Терном. Увидев меня, он махнул мне, чтоб я подошла.

— Я принес лоскутки. С тебя платье для Туны.

— Хорошо. Сделаю, — забирая узелок с тканью, сказала я.

— Рад, что ты поправилась, — сказал Терн.

Я отнесла тарелку на кухню и пошла искать Нигу. Девчонки демонстративно от меня отворачивались, когда я спрашивала про Нигу. Только Синта подсказала, где ее найти. Я смогла ее найти в пустой комнате, где она раскладывала чистые вещи по шкафам и разговаривала с одной вдовой, которая вышивала около окна.

— Нига, спросить хочу, — сразу сказала я.

— Так спрашивай. Чем могу — помогу, — ответила она.

— Что значит нас будут ломать? — спросила я.

— И кто тебе такое сказал? — спросила Нига.

— Да кто-то из мужиков. Они уже воют от девиц этого года. И где таких набрали? Никакого уважения, — сказала вдова.

— Как будто иначе было, — покачала головой Нига. — Себя бы вспомнила, Дира.

— Так я не спорю. Сколько я тут дурила! А еще сколько крови мужу попила! Тогда же не спрашивали согласия пойти в горы. Брали всех подряд. От меня же родня мужа избавиться решила. Взяла и продала обозу. Сколько раз я сбежать пыталась… — Дира рассмеялась. Скрипуче так, но с задором, который не был еще утрачен.

— Сейчас хоть их и спрашивают, а все равно привозят кого попало. Не идут хорошие девки замуж за наших мужиков. Носы воротят.

— Так те сами виноваты. Развели вокруг себя таинственность. Вот пришли бы они в деревню иль в город и вели себя так, как тут, то дали бы фору многим нашим мужикам.

— Обычаи. Они их не нарушат. Да и тогда горы придется покинуть, — сказала Нига.

— Это все хорошо, но вы мне объяснить, что эти слова значат, — вернулась я к тебе разговора.

— Из хамоватой девицы воспитать нормальную женщину. Сюда же приезжают необразованные, дикие, ничего не понимающие в жизни. А порой те, кто видел много плохого. Мусор с улиц. Нужно время, чтоб они поняли, что есть не только дерьмо, но и нормальная жизнь, — сказала Дира. — Это тяжело понять.

— О чем разговор? — В комнату вошла еще одна женщина. Я эту женщину раньше не видела. Меховая шапка, дорогая дубленка, расшитая камнями — она выглядела добротно. Не снимая дубленки, она села в кресло и окинула нас строгим взглядом.

— Да говорим про жизнь и молодежь, — сказала Дира. — Вот скажи, тебе сложно было принять местные правила? Я огрызалась лет пять.

— Боялась собственной тени. Когда меня сюда привезли, то я забралась на чердак и сидела там в дальнем углу, выбираясь только в туалет. Таким зверем была… И никто не мог убедить, что я здесь не грязь. Долго жила в племени, где меня за проклятую считали. Родилась я не в тот день. Вот совсем не тот, какой нужен был. По местным поверьям.

— Жуть, — не выдержала я.

— А у меня на руке пятно. Я с таким родилась. Так меня в деревне считали нечистой. Боялись, что я проклятье и несчастье приношу, — сказала Нига. — Так убедили, что я долго не могла поверить, что никаких злых талантов у меня нет. Все Филю грозила, что если он меня не оставит в покое, то его семь раз по семь несчастье настигнет. Он тогда только рассмеялся. Сказал, что ничего не боится. Хоть много-много несчастий.

— А вы вместе, — сказала я.

— Да. Они тогда обоз в дальние страны отправили. Я ехала два лета и две зимы с ними. И тут оказалась. Но пока ехала, смогла язык выучить.

— Как ты там еще жениха себе не нашла? — спросила ее Дира.

— Не приглянулся никто. Они все мрачные были. Я их боялась, — ответила Нига.

— Вот сколько раз ты слышала слова, что здесь бояться нечего? — спросила меня женщина в дубленке. — Постоянно тебе говорят. А ты все равно не веришь. И не поверишь, пока кто-то не придет и не объяснит это тебе на пальцах. Заодно и сердце заберет. Так было и так похоже будет всегда. Мы все в такой грязи были, что голова отказывает понимать другую жизнь. Кто-то считает, что ее недостоин, другие приезжают сюда с завышенными ожиданиями, третьи с планами. Но все сталкиваются с одной проблемой — научиться жить. Без злости и жестокости. Тут такие люди, что не получится жить