Чем ближе к центру, тем больше попадалось белых куполов, а белые параллелепипеды, собранные из стандартных блоков, вырастали до 5— 6 этажей (не деревня, чай!). И уже не жались впритык, стена к стене. Узкие проулки раздвигали дома, уводили в жизнь обычную, повседневную — к невысокому корралю, в котором толклись кочаны фиолетовой капусты, похожие на сферобаллоны, а девчушка с распылителем прыскала на них питательный раствор. К длинным цистернам плантации хлореллы, где двое колонистов в синих рабочих комбинезонах готовили к инокуляции прозрачный цилиндр самого верхнего культиватора. К дворику, к синей лужайке с покосившимся столбом энергоприемника, вокруг которого раскатывал на велике лохматый дошколенок. Буколика!

— Подтянись, — негромко скомандовал Жилин. Добровольцы — даже шкафообразный Клунин — выпрямились и почти промаршировали на круглую Центральную площадь. Посреди площади водруженный на базальтовый постамент просился в небо посадочный модуль «Тума-1», севший в этих местах еще в 2016-м, а теперь вот превращенный в памятник. «Это как вкопанное колесо от фургона переселенцев, — подумал Антон. — Вот бы залезть, посидеть… потрогать…» Еще не было Центральной базы, не было станции на Фобосе — ничего еще не было! — а кораблик уже сновал челноком, высаживая планетологов, подбрасывая «сухпаек», доставляя воду и приборы…

На площадь выходила и самая первая постройка на Марсе — большой бетонированный купол старой станции «Большой Сырт», обжитый экспедицией Савельева-Нортона, ныне — главное здание купольного города. Перед его тамбуром и собрались шохо — все нарядные, наглаженные. Межпланетники в парадных мундирах, школьницы в белых фартучках, высокое начальство в серебристых комбинезонах, со всеми причиндалами. Первопоселенцы выглядели как участники массовки на съемках праздничной первомайской демонстрации. В колонны еще никто не строится, люди болтают и смеются в веселой толкучке, флаги и транспаранты небрежно лежат на плечах, детвора в бантах и шариках… Туристы-хомо кучковались отдельно. Разболтанные и громкоголосые, они свистели, галдели, щелкали метавизирками и прикладывались к пластетам с пивом. Иных уже качало, надо полагать — успели набраться «по поводу». Между шохо и хомо сновали, ни к кому не прибиваясь, унылые, смурые личности в богатых комбезах — клиенты ФИ. «Они будто в осадок выпали, — думал Антон. — Туристы — пена… Надо же, как их четко расслоило. Или я чего-то не понимаю?..»

Добровольцы приблизились. Какое-то должностное лицо махнуло рукой, и концертная хориола на всю громкость взяла торжественный аккорд.

— Да здравствуют герои-добровольцы! — заголосило лицо. — Ура, товарищи!

— Ур-а-а! — закричали товарищи. Свист, визг, флажки полощатся… Толпу как будто прорвало. Добровольцев моментально расхватали, закружили, хлопая по плечам, пожимая руки, обнимая, целуя, поздравляя… Немного спустя первый восторг схлынул, и Антон словно в сторонку отошел, отстроился от карнавальной мешанины. И вчуже рассмотрел в толпе лица безучастные и лица скучные, морды наглые — глаза с недобрым прищуром — и рожи глумливые. Ну что ж, так, наверное, и должно быть… Кому-то праздник, а кому-то… Вот этому, брыластому — у него еще флажок прицеплен над левым нагрудным карманом, — ему-то что на площади делать? Героев славить и аллилуйшину нести? Что-то с трудом верится. Вылитый же администратор! Видать, решил «взять под контроль проведение торжественного мероприятия». А тот, вон, турист — мрачноватый детина, косая сажень в плечах, опроставший пластет «Жигулевского» наполовину — небось явился выпить за кого-то там… кого назовут. Ну, не важно за кого, лишь бы выпить! (Господи, да на нем пахать можно!) Зато для этой девочки насупротив, в тонком сером комбинезоне, туго обтягивающем грудь и хорошенькую крепкую попку, действительно наступил праздник. И она радуется. Приятно посмотреть, как радуется — все налитое, созревшее, здоровое, молодое… Вот и смотри туда, не отвлекайся на равнодушных и скучных. Ну их всех…

Одуревший репортер, волокущий за хвост робота-камерамена, случайно наткнулся на Антона и вцепился в него.

— Несколько слов для зрителей «Всеобщего Вещания»! — отчаянно возопил собкор.

Антон растерялся.

— Да я… — промямлил он, потом опомнился и сердито отрезал: — Ноу комментс! Вон, видите того межпланетника? Он вам все-все расскажет!

И напустил собкора на Габу. Штурман сначала ошалело отбивался от наскоков масс-медиа, но потом, когда понял, что от него хотят, сразу приосанился, картинно отставил ногу и как пошел излагать, как пошел… Про героическое преодоление, про мужественное одержание… Казалось, даже робот, сжимавший в щупальцах стереокамеру, и тот заслушался.

— Антон!

Стажер мигом узнал нежный голос Яэль. Он оглянулся и почувствовал «сердечный укол». Господи, какая же она красивенькая! Шов комбеза у Яэли распустился маленьким декольте и открывал потаенную ложбинку, подпуская взгляд к гладкой, атласной коже — того очаровательного оттенка, который воспринимается как сильный загар.

— Мы тебя везде обыскались уже! — прозвенела Яэль подобно серебряному колокольчику. — Пошли! Там все наши собрались, и Гуниллка, и Ритка, и Ирка со своим! Щас еще надо Ленусика найти! Пойдем!

Яэль схватила Антона за руку и повела за собой, еще о чем-то радостно звеня, но Антон ее плохо слышал. На его улице был праздник, и колонна «КамАЗов» дружно разгружала печенье…

Басистое гудение репликатора поднялось на октаву и стало разрывчатым. Вспыхнул транспарант «Развитие матриката закончено». Жилин провел пальцем по теплой панели и, брезгливо морщась, отер его. Чушатник какой-то… Корпус «Сампо» был белым, поэтому гнусного вида потеки и разводы выделялись на его боках, как клякса в диктанте отличницы.

— Цикл инициирован, — высоким женским голосом доложил компьютер. — Ассемблеры — норма. Информационные матрицы — норма.

Жилин обошел прозрачный стеллаж с дополнительными нейроблоками и облокотился о пульт.

— Ну и как тебе здесь? — задал он вопрос.

— Черте-те что! — пропыхтел Гоша Черняк, ожесточенно ковыряясь в блоке трансфигурации. — И сбоку бантик! Сарай науки…

Жилин выглянул в дверь и обвел глазами технический купол. Да уж… Под прозрачный колпак техкупола запихали и серый «брусок» энергостанции, и здоровенный куб Регенерационного завода, и мастерские, и ангары, и склады… Прутиков «синих насаждений» торчало меньше, чем всяких штанг осветителей, опор, мачт и столбов. Шипели и булькали трубы, проложенные и «лежа», и «стоя», и под углом; гудели энерговоды, по узким стекломассовым дорожкам носились озабоченные киберремонтники, кибермонтажники, киберанализаторы…

Под синтезаторную отдали бесхозную мастерскую, куда раньше сваливали всякий хлам — обрывки проводов, обрезки пластолита, — и сметали мусор с дорожек.

— Ну, ладно, — махнул рукой Жилин, — заканчивай.

Он двинулся было к выходу, но замер опять.

— Слушай, ты не знаешь, где тут у них столовка? Есть хочу — не могу…