Этот молодой человек носит галстук и выглядит менее растрепанным. В его глазах я вижу блеск, который хорошо понимаю. Он понял ситуацию и теперь думает, что он мой спаситель, и я должна упасть к нему на грудь от признательности.

— Я слышала новости об Арчи. Я хотела выразить соболезнования. Могу войти? Предполагаю, что миссис Троубридж дома и сочтет это уместным.

— Она где-то здесь, — Генри подмигивает, — она обычно прячется, когда мы возвращаемся домой с занятий.

Он проводит меня через пустой коридор и машет рукой в сторону открытой двери. В комнате полдюжины молодых людей. Двое занимаются армрестлингом, двое других подбадривают их и делят между собой выпивку. Пятый растянулся на полу с учебником, а парень, который открыл дверь, вернулся к чтению чего-то, что определенно не является учебником, учитывая, что на обложке изображена очень пышногрудая женщина в нижнем белье.

Это викторианская версия дома братства.

Когда я захожу, все шестеро поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Все шестеро медленно оценивают меня, а тот, кто читает пошлый журнальчик, даже не удосуживается скрыть обложку. На самом деле, он старательно демонстрирует её, чтобы убедиться, что я увижу. Да, это определенно братство.

— Ну, ну что у нас здесь, — говорит один из пьющих, неуверенно вставая на ноги. — Томас сказал что-то о пирожках? Пожалуйста, скажите мне, что ваши товары продаются. Не слишком дорого, надеюсь. В конце концов, я бедный студент.

Генри поднимает руку.

— Ничего подобного. Эта молодая девушка пришла засвидетельствовать свое почтение. Она принесла нам пироги.

Я делаю неглубокий реверанс.

— Мне было очень жаль слышать о смерти Арчи. Я знаю, что вы все в трауре, но я хотела принести эти угощения для вас.

Я делаю шаг вглубь комнаты, придавая своим чертам подобающее выражение печали.

— Я не могу поверить, что его больше нет, особенно таким ужасным образом.

Один из сидящих юношей фыркает:

— Его задушили.

— Вы не считаете это ужасным макабром? Инсценировка, чтобы он выглядел, как птица?

— Макабр? — громко смеется Томас, юноша, открывший мне дверь. — Какие необычные слова исходят из вашего красивого рта. Где вы выучили их? На факультете бульварных ужасов?

— Да, макабр, — говорит тот, кто единственный из всех присутствующих занимался учебой, — она правильно подобрала слово. Боюсь, что мы имеем дело с сумасшедшим. Я слышал, что один из них сбежал из психиатрической лечебницы.

Я предполагаю, что он насмехается надо мной, но его лицо серьёзно, и двое его соседей по комнате кивают.

— Возможно — говорю я, — и все же…, - прикусываю губу, — я не должна этого говорить, но я дьявольски любопытна.

Томас поднимает брови.

— Дьявольски любопытна? Действительно?

Я нацеливаюсь на молодого человека с учебником. Он читал его небрежно, поверхностно, как будто выполнял обязательство, и сейчас, как только представился повод, он бросил свое занятие.

— Я слышала…, - начинаю я.

Они все слегка сдвигаются в мою сторону, чтобы послушать.

Моя цель закрывает свой учебник.

— Слышали что, мисс?

— Ходят слухи, что бедного Арчи пытали. Это было не случайное убийство. Его убийца что-то от него хотел, — я делаю паузу для пущего эффекта, — точнее информацию.

В комнате проявляются отчетливые перемены, нечто осязаемое в воздухе. Томас поднимается со своего места и делает шаг ко мне.

— Это то, что вы слышали? — говорит он.

От его тона я, полагаю, должна была отступить, опустить взгляд, пробормотать, что, быть может, я ошибаюсь. Вместо этого я фокусируюсь на нем как лазер, эти перемены в воздухе говорят мне, что я наткнулась не только на викторианский дом братства. МакКриди назвал их радикалами, даже если я не видела никаких признаков этого.

— Ходят такие слухи, — говорю я, — хотя я не могу представить, что кому-то могло понадобиться от бедного Арчи. Я знаю, что он писал о местных преступлениях для «Эдинбургского вечернего куранта». Я могу только предположить, что какой-то негодяй решил, что он слишком много знает, и убил его за это.

Молодые люди обмениваются взглядами.

— Наверное, так оно и есть, — спокойно говорит Генри, — мы всегда говорили Арчи, что ему нужно быть осторожнее с такой опасной работой. У него была привычка болтать, когда следовало бы придержать язык.

Готова поспорить, что так оно и было.

Я осматриваю комнату, как будто я не только потеряла смысл того, что он говорит, но и интерес. Мыслить — это так сложно для моего женского мозга.

Осматриваясь, я замечаю что-то рядом с диваном. Короб, наполненный газетами и листовками, похожими на брошюры о преступлениях, которые Саймон принес для Грея. Рядом с ящиком лежит ужасно уродливая расшитая подушка, и я делаю вид, что сосредоточилась на ней.

Я подхожу к подушке и прикасаюсь к ней, бормоча, что у нее такой красивый дизайн. Между тем я украдкой просматриваю брошюры в этой коробке. Затем моргаю, пытаясь скрыть удивление. МакКриди назвал этих мальчиков радикалами. Он также сказал, что они ненавидят полицию, и поэтому я предположила, что речь о студентах-активистов левых взглядов. Но то, что я вижу в этой коробке, слишком знакомо.

За месяц до отъезда в Эдинбург я работала над делом о преступлении на почве ненависти и помогала проводить обыск в квартире одного из подозреваемых. На жестком диске его компьютера я нашла огромное количество мемов для распространения. Неописуемо уродливая ненависть, такая, что если бы я показала ее кому-нибудь из своих друзей, они бы поклялись, что это ненастоящее, что это принадлежит другому столетию, потому что в наши дни никто так не думает. То, что я вижу в этой коробке — викторианский эквивалент. Брошюры, кричащие об «иностранной угрозе, вторгшейся в гордые шотландские земли».

Я резко поднимаю голову, прежде чем кто-нибудь заметит, на что было направлено мое внимание и поворачиваюсь к молодым людям. Никаких эмоций на моем лице. Этому навыку я научилась в своем первом деле, связанном с сторонниками превосходства белой расы. Не позволяйте им видеть как вам противно, если только это не послужит вашей цели. Здесь не тот случай.

Я хватаю корзинку с пирогами.

— Да, я боюсь, что бедный Арчи всегда говорил слишком много, и это, несомненно, могло быть причиной его убийства. Интересно, однако…

Череда проклятий заставляет меня повернуться, чтобы увидеть Томаса, выглядывающего в окно.

— Там полицейский констебль.

— Что? — Генри подходит, чтобы посмотреть. Он добавляет к проклятиям:

— Неужели он думает, что мы не узнаем его без его формы? Удивительно, что мы не почувствовали его запах оттуда.

Я подхожу и вижу Финдли, стоящего на другой стороне дороги. Да, он не