Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мои земляки, попавшие в немилость, последовали моему примеру и стали дружно выворачивать карманы, выставляя на стол пачки сигарет, зажигалки, купюры, мобильники, расчески. После этого каждого из нас довольно бесцеремонно, но безрезультатно обыскали два негра. Напряжение постепенно спадало. Кто-то обронил:
– Мне так надавили на мочевой пузырь… Кто знает, в аэропорту туалеты платные?
Другой заметил:
– А ты в качестве моральной компенсации потребуй, чтобы тебя пустили бесплатно.
– Интересно, а почему именно нам такая честь? – задал вопрос третий.
Я не принимал участия в дискуссии. Не знаю, какими словами выразить это чувство… В общем, я твердо знал, что подозрение снято со всех, кроме меня. Может, люди, которые обыскивали нас, как-то по особенному смотрели на меня. Может, мужчина в синей форме изучал мой паспорт немотивированно долго. Но получилось почти так, как в знаменитом фильме: моим землякам разрешили забрать свои вещи и выйти из помещения, а меня попросили остаться.
Оказывается, поводом стала губная помада. Мужчина в форме спросил, принадлежит ли этот предмет мне, на что я утвердительно кивнул и состроил на лице выражение маленького озорного греха. В комнату пригласили неимоверно толстую женщину с коричневым лицом и фиолетовыми губами, облаченную в брюки и бежевую рубашку с погонами – по видимому, это был эксперт по косметике. Женщина сначала долго рассматривала помаду, выдвигая и задвигая алый стержень, затем понюхала ее, после чего стала рисовать помадой на обрывке газеты. Не удовлетворившись этими экспериментами, она решительно надавила большим пальцем на маслянистый стержень, превращая его в жирную лепешку.
Я подумал, что на этом интерес к моей персоне угаснет, но не тут-то было. Мужчина в форме позволил мне забрать бумажник, изуродованную помаду и мобилу, а паспорт передал своей дебелой коллеге, после чего с приятной улыбкой огорошил меня неожиданным требованием:
– Мы должны досмотреть ваш багаж.
Тут я вспомнил, что кроме нательного белья в дипломате лежит пистолет Макарова, и мне сразу стало нехорошо. Эксперт с фиолетовыми губами кивком головы показала на дверь. Мы вышли. Я лихорадочно соображал, как мне выкрутиться из создавшегося положения. Досмотр моего дипломата неминуемо приведет к катастрофическим для меня последствиям. С минимальной погрешностью можно было предугадать количество лет, которые мне придется отбыть в испанской тюрьме. И следовало еще молить бога, чтобы меня не признали сообщником Богдана.
Движущаяся дорожка привезла нас в зал прибытия. Жадными глазами нас встретила толпа турагентов; над головами торчали таблички с названиями фирм, и создавалось впечатление, что это некий безмолвный митинг. Переваливаясь с ноги на ногу, как откормленная утка, эксперт неотступно следовала за мной, время от времени касаясь моего плеча своей массивной грудью. Вид у нее был скучающий, и проверка моего багажа, скорее всего, была лишь заурядной формальностью. Я с нарастающей тревогой смотрел по сторонам, на зеркально-сверкающий зал, похожий на некий тонкий, слаженно работающий механизм, и вокруг столько всего было красивого, привлекательного и манящего, но моему взгляду не за что было зацепиться. Я ждал идей, я напрягал мозги, но голова была пуста, и чувство полной безнадеги стремительно захватывало организм и подавляло волю.
С каждым шагом оставалось все меньше до моего эшафота. Я шел настолько медленно, насколько это было допустимо, и посреди зала, наконец, остановился, делая вид, что растерялся от изобилия указателей и табличек. Женщина улыбнулась, приободряя, и показала на эскалатор, ведущий вниз.
Бегущие вниз ступени я воспринял как тюремные ворота, откуда обратного пути нет. Я был готов придумать самую нелепую и неправдоподобную причину не идти на эскалатор. Мы встретились с экспертом взглядами, и женщина вопросительно вскинула вверх брови.
– Извините, но я очень хочу в туалет, у меня диарея, – сказал я ей по-испански, необыкновенно легко вспомнив язык.
Эксперт растерялась, не зная, как ей поступить и чем помочь, а я, воспользовавшись этим секундным провалом в бдительности, побежал к двери с символическими изображениями дамы и джентльмена.
Это была всего лишь отсрочка от казни. Склонившись над умывальником, я обливал лицо холодной водой и думал, как спасти себя. Самым скверным было то, что в моем сознании доминировала лишь одна идея, тупая и агрессивная, как черный бык испанской породы Bos taurus ibericus, выращенный специально для участия в корриде; идея простая, глупая, обреченная на неминуемый провал: бежать без оглядки, куда глаза глядят, подгоняемый животным страхом и отчаяньем.
Я сунул голову под кран, ловя себя на мысли, что невольно повторяю поступок Яны. Пребывая в позе вопросительного знака и блаженствуя от живительного холода, проникающего в глубь моего разгоряченного мозга, я неожиданно почувствовал легкое прикосновение к заднему карману. То ли сыграла профессиональная привычка осторожного и неторопливого обращения с карманниками, то ли интуиция на что-то намекнула, и я не стал дергаться и судорожно хвататься за карман, где лежал бумажник. Воришка только «клюнул», проверяя мою чувствительность. Я стал плескаться под струей воды с удвоенным азартом, и незаметно посмотрел в зеркало. Так и есть! За мной, потупив безвинные очи, стоял чумазый подросток с явным криминальным отпечатком на иссушенной физиономии.
И, наконец, на меня снизошло озарение: вот он, мой спаситель, мой ангел-хранитель! Я выпрямился, фыркая и брызгаясь, как искупавшийся в реке пес. Воришка, мгновенно ретировался и пристроился рядом с писсуаром, но я был уверен, что он не оставит меня в покое, пока не вытащит из моего кармана бумажник. Мне следовало быть осторожным, чтобы не спугнуть его и не вызвать у него подозрения. Улучив момент, когда воришка не видел меня, я быстро достал бумажник, выудил из него деньги и автомобильные права, а на их место воткнул посадочный талон и багажную квитанцию. Я вернул бумажник в задний карман и снова склонился над раковиной. Мне пришлось полоскать голову еще минуты три, пока мой нехороший благодетель не умыкнул бумажник. Отдаю должное его мастерству, на этот раз я даже не почувствовал его прикосновения. Хлопнула дверь, воришка смылся. Теперь мне оставалось ждать и надеяться на то, чтобы он не струсил, не сплоховал, и довел свое дело до конца.
Я долго вытирал лицо