она мало того что ставит всё, что у неё есть так ещё и будит Жоржа. С двумя парами так не рискуют. Уверена мадам в своей победе! Как есть уверена!

— Мне нужны камни, — говорит она сонному грузину. Тот непонимающе хлопает глазами и Белогорская резким движением берёт со стола стакан воды и плещет ему в лицо, — соберись и принеси мне камни!

То, что Жорж безропотно вытерся и вышел, никак не сочетается с его амплуа крутого мачо и только укрепляет меня во мнении кто тут главный.

Через пять минут грузин возвращается и да, это то что нужно, драгоценности француза появляются на столе.

— Ва-Банк, — говорит Белогорская и пододвигает к центру стола как деньги, что есть у неё так и драгоценности.

— Принимаю, — эхом откликаюсь я и повторяю жест Белогорской.

Время вскрываться.

— Это был хороший блеф, Фёдор, — в голосе моего оппонента звучит ликование, — я почти поверила. Но это вы зря.

Рисуясь, она переворачивает карты одну за другой. Король червей, король бубей и король пикей на столе. Так и есть. У неё фулл-хаус.

Красиво, нечего сказать. Но мало.

— Я вам тоже поверил, — отвечаю я, — и не зря.

Мне щёгольские жесты ни к чему, поэтому я просто переворачиваю карты.

— Каре, — говорю я, — думаю, на этом мы закончили.

Что Белогорская, что Жорж хлопают глазами глядя на мои карты, а потом смотрят друг на друга.

* * *

— Белогорский, где ты шляешься? Тебя задержанная дожидается!

Младший следователь Белогорский виновато отряхнул крошки с красивого прокурорского мундира.

В перерыв нормально пообедать ему не удалось: ездил оформлять разбойное нападение. Так что перекусывал он на бегу выпечкой из соседнего буфета, и как всегда в таком случае, по закону подлости, все крошки и сахарная пудра оказывались на нём.

— Что за задержанная? — удивился Белогорский. — Я сегодня не вызывал никого.

— Соседи к нам переправили, — подмигнул усатый следак Звонарёв. — Говорят, дружинники задержали, когда она так к иностранцам приставала. Кому-то в голову пришло покрутить её на предмет валюты, вот к нам и отправили.

— Валютная, — вздохнул Белогорский. — Всё ясно.

Потому и ждёт задержанная. Пошутить решили коллеги над молодым работником.

Белогорский при своей худобе, скромном росте и круглой, наивной физиономии был похож на школьника, надевшего отцовский мундир, а при общении с девушками забавно краснел.

Кто же, при таком раскладе, откажется от возможности поржать?

Представительницы древнейшей профессии, особенно та их часть, что общалась с иностранцами, отличались совершенно убойным для его психики сочетанием выдающейся внешности и исключительной наглости.

Так что в свой собственный кабинет Белогорский шёл как на голгофу.

Выражение «свой» было смелым обобщением. Кроме него в кабинете обитал Звонарев, который тут же занял своё место за столом у окна, и досиживающий последние месяцы до пенсии ветеран юстиции Ухов.

Иначе кто бы эту самую особу запустил в пустой прокурорский кабинет?

Оба сотрудника, кстати, с виду были ничем не заняты и дожидались Белогорского, чем только утвердили его в мрачных подозрениях.

Помещение заполнял запах духов — сладких, импортных и очень дорогих.

Белогорский шагнул внутрь и обомлел. Перед его столом на потёртом казённом стуле сидел ангел.

Невысокая блондинка с пышной причёской «бабетта», вошедшей в моду благодаря Бриджит Бардо, в вызывающем узком красном платье до середины бедра и красных босоножках.

Таких девушек Белогорский видел только в импортных фильмах про красивую жизнь. Представить себе, что они существуют в действительности, в природной, так сказать, среде обитания, прокурор никак не мог. Поэтому вид задержанной был для него словно удар грома.

— Ой, это мой, что ли? — произнёс ангел. — Его мы тут все дожидаемся? А нормального прокурора для меня не нашлось?

— Я вас чем-то не устраиваю? — Белогорский стоически сел на своё место под перекрёстными взглядами коллег.

Щёки его были пунцовыми.

— Ну с виду ты не прокурор, а какой-то… прокурёнок, — веселилась девушка. — Нет, прокурорыш.

Со стороны окна донёсся восторженный стон. Белогорский понял, что прозвище «прокурорыш» ему теперь обеспечено.

Злость к развлекающимся коллегам помогла ему взять себя в руки.

Белогорский уткнулся носом в лежащую на столе папку и воспрянул духом.

Раз на задержанную существует какое-никакое дело, следовательно, девушка здесь не впервые, что давало надежду ее прижать.

А прижать блондинку Белогорскому очень хотелось. От одной этой мысли он испытывал невероятное, причём совсем не профессиональное, возбуждение.

— Алла Вячеславовна Мазейкина, — прочитал прокурор. — Где работаете?

— Учусь, — высокомерно бросила девушка.

— Где?

— На инязе.

— А по моим данным, вас отчислили.

— Восстанавливаюсь, — она широко распахнула наглые глаза с невероятно длинными ресницами. — Болела, теперь выздоровела, дальше учиться буду.

— А на какие средства существуете?

— Родители помогают.

— Тракторист и доярка в совхозе «Красный луч» Рязанской области? — уточнил Белогорский.

— Корову продали, чтобы дочка выучилась, — девушка равнодушно пожала плечами.

Одни ее серьги, которые игриво качнулись при этом жесте, стоили как пять коров каждая.

Белогорский разрывался между двумя противоположными чувствами. Одна половина его души вопила, что подобных девушек он уже никогда больше в жизни не встретит. Так что надо немедленно упасть перед ней на колени, просить руки и сердца и, закинув её на плечо, тащить в ЗАГС.

Вторая требовала одержать над наглой девицей верх, сломать её, унизить и непременно посадить в тюрьму.

И тот, и другой порывы изрядно пугали спокойного Белогорского своей необузданностью. Он снова перевёл дух и решил действовать профессионально.

Занятие проституцией доказать в те времена было практически невозможно. Само по себе это явление было для советского общества чуждым и не имело социальных