занимающиеся одним и тем же делом, чуть ли не машинально пожали друг другу руки и растворились в толпе соратников. Взгляды же, которыми они обменялись, весьма трудны для описания сторонним наблюдателем…

А утренний зритель сразу обращал на себя излишнее внимание: и одет не так, вроде и неприметно, но не к месту и не ко времени; и очки эти с очень темными стеклами… В телевизионных и киношных версиях детективов сотрудников секретных служб почти всегда показывают в очках. Всевозможные пресс-службы и действующие сотрудники различных ведомств часто посмеиваются над этим штампом, не задумываясь, что такой стереотип создают сами: небезызвестные кагэбисты Крючков и Калугин практически никогда не снимали очков. Тем более перед кинокамерами и объективами фотоаппаратов.

Непрофессионально? Или самодемонстрация, стремление предупредить меня?

Когда я выбегал со стадиона, человек в сером костюме поднялся со своего места и бросил в мою сторону:

– Эй, постойте, вам привет от Иванова!

Все правильно, я так и предполагал, только кто ты – посланник или преемник?

– А где он сам? – Я предвосхитил ход событий.

– Уехал в Могадишо…

Бедный Иван Иванович! Интересно, что с ним случилось? Спрашивать об этом было бессмысленно, и я поинтересовался только, когда это произошло.

– Накануне Нового 1992 года. А теперь, не пора ли нам познакомиться? Меня зовут Андрей Андреевич.

– Шнобель!

Мужчина рассмеялся:

– Вы, наверное, забыли, что мне известно ваше подлинное имя, подполковник Филиппов? Или Семенов, как вы предпочитаете, чтобы вас называли?

Я промолчал.

– Мы уже довольно давно общаемся с вами посредством зашифрованных донесений. И, надо сказать, Центр доволен вашей работой. Скажу больше – только московский и санкт-петербургский внутренние агенты справляются со своими задачами. Остальные в подавляющем своем большинстве срослись с преступными кланами и существуют, по сути, на средства из бандитских общаков. А видимость деятельности имитируют, периодически сдавая малозначительные фигуры из уголовного мира, которые чаще всего им подсовывают сами бандиты. Придется принимать меры…

Я не ответил ничего, да и человек не ждал никакого ответа. А чтобы мы не торчали в распахнутых воротах, предложил вернуться на трибуну.

Мы были одни на всю бетонную чашу, – только внизу, в полусотне метров, на дорожках и поле, бегали и размахивали руками несколько парней, – поэтому могли беседовать вполне свободно и раскованно. Правда, я подсознательно ощущал, что у моего собеседника во внутреннем кармане пиджака находится включенный диктофон, но это меня не смущало: в своем кругу нам полагалось быть предельно откровенными, да и что, собственно говоря, я должен утаивать?

Записать наш разговор он просто обязан. Потом пленку прослушают психологи, определят по моему голосу, волновался я или нет, был ли искренен, не истощился ли нервно и так далее.

Нет, ребята, не «истощился» и лукавить мне незачем!

И все же диктофон где-то не давал мне покоя, действовал на психику. Возможно потому, что я был уверен: покойный товарищ Иванов никогда бы не позволил себе пользоваться такой штуковиной.

– Сейчас Центр интересуют не столько сами преступники, сколько их покровители, – наставлял меня Андрей Андреевич. – Проследите связи политических партий с организованными преступными группировками, информируйте нас о контактах лидеров криминалитета с представителями мэрии, городской думы и правительства. Ежемесячно подавайте сводки о степени влияния отдельных общественно-политических объединений на массы…

– Для этого есть социологи, – робко возразил я.

– И аналитики ГРУ. Разве вы не заметили своего превращения из рядового агента в одного из главных аналитиков Ведомства в регионе? Указать пальцем на зарвавшегося бандита и таким образом запустить к исполнению смертный приговор могут люди и помельче. Вы – подполковник, старший офицер, и ваша задача отныне не только разрушать ведущие преступные группировки, но и организовать дело так, чтобы наверх продвигались наши ставленники; не только отслеживать слияние мафии и власти, но и направлять процесс в нужное Ведомству русло.

Все правильно, только слишком по-книжному. Как с трибуны вещает…

– Нас очень беспокоит увеличение числа бандитских протеже в городском депутатском корпусе. Ну а о том, что среди помощников депутатов преобладают люди с уголовным прошлым, вы и сами неоднократно докладывали… Запомните, полностью искоренить преступность и коррупцию нельзя, но ослабить ее влияние, сузить сферы деятельности – можно и необходимо…

Это – явно для диктофона!

– Конечно, мы не надеемся, что вы предоставите нам полную картину происходящего в городе, для чего вам пришлось бы завести сеть собственных информаторов, агентов, консультантов, а делать это запрещено категорически, чтобы не раскрыть свою связь со спецслужбой. Вы должны делать прогнозы и выводы, только исходя из официальной, всем доступной информации или из того, что вы случайно услышали в своем кругу. Никакой самодеятельности, никаких попыток вызвать на откровенность мафиозных боссов, руководителей города или депутатов…

(Интересно, перед кем он так отчитывается? И в какой момент включил диктофон?)

– Вы остаетесь тщательно законспирированным агентом, – этим как раз и отличается глубокое оседание от обычного внедрения. Для всех вы – простой российский гражданин, не имеющий к спецслужбам никакого отношения. Да, кстати, вас удовлетворяет работа в институте?

– Нет. Зарплату платят нерегулярно, а общественных нагрузок взваливают все больше. – Почему бы не высказаться? Спрашивают нас о личных заботах совсем нечасто. – То ту команду подготовить просят, то эту. Многих консультировать бесплатно приходится. Это отрывает от творчества, которое более перспективно в плане добывания информации. Среди коллекционеров много влиятельных людей по обе стороны баррикад. Хорошо еще, что жена делает успехи в маленьком семейном бизнесе, малюют за меня, иначе бы я совсем зашился… Всякими выставками, презентациями, встречами с поклонниками и торговыми переговорами теперь занимается только она. Я лишь появляюсь в самый ответственный момент, чтобы сорвать овации…

– Следует признать, что Иван Иванович был большим мастером по части делания из дерьма конфеток…

Здесь мне полагалось почувствовать себя больно задетым таким сравнением, хотя наверняка в материалах моего личного дела было все сказано о моем отношении к собственному творчеству; полагалось, видимо, вспылить и бросить какую-то неосторожную фразу. Возможно, я так и сделал бы, но уловил выражение глаз Андрея Андреевича даже сквозь стекла очков. Кстати, затемненных диоптрических.

Уловил – и сказал только:

– Vox popule – vox dei[6].

– Успех ваших произведений приятно удивил нас всех, – после паузы сказал Андрей Андреевич, – На последней выставке Ведомство не приобрело ни одной картины, все разобрали истинные почитатели вашего таланта…

При желании я мог бы отметить, что слова «истинные почитатели» он произнес совсем без иронии. Но отмечать этого я не стал, потому что в следующем периоде он опять возвращался на фразеологию совкового функционера:

– Вот что значит реклама, вот что значит уметь раскрутить человека, направить его деятельность в нужную струю!

– Но