север, откуда ветер нес шары перекати-поля, и бросил:

– Прощай!

– До свидания, Иван Иванович…

Я думал, разговор окончен. Но генерал, словно решившись, повернул опять в степь и, отойдя от ворот шагов на тридцать, сказал:

– Прощай! Наверное, не свидимся более. Но еще одно дело надо сработать. Есть у меня в Москве один надежный парень. Дам я тебе его координаты. В нарушение всех инструкций и уставов. Вдвоем вы горы свернете! Только обращайся к нему в самом крайнем случае. Когда почувствуешь, что уже хана и пора клеить ласты…

Генерал ненадолго замолчал, уставясь куда-то вдаль поверх моего плеча. Я проследил за его взглядом и увидел, как в пронизанных закатным и лунным светом сумерках на расстоянии ружейного выстрела скользит волчья стая – сука, трое матерых и четыре щенка.

Выражения генеральского лица я не смог прочесть. Но через минуту оно сменилось обычным, устало-деловым, и Иван Иванович продиктовал мне незнакомую фамилию, телефон, обычный московский адрес и спросил:

– Запомнил?

– Да, – не колеблясь, ответил я.

Осенью 1997-го сложится именно такая ситуация, которую предвидел Иван Иванович. Безвыходная и дикая. И телефонный звонок сработал. Один-единственный звонок, совершенный даже не мною, но по моей просьбе.

Этот человек, московский коллега Олег Вихренко, мигом примчался мне на помощь, охранял меня, раненого, в больнице, завалил киллеров, намеревавшихся меня добить; а после больницы старательно оберегал меня от необдуманных поступков в дальнейшем. Именно ему в свое время удастся придумать комбинацию с Мисютиным, благодаря которой мы выйдем на убийцу моих девчонок и установим имя предателя.

Но это будет только через восемь с лишним лет! А пока…

– Он получит твои данные только после моей смерти, – заговорщически шепнул товарищ Иванов. – До того они будут находиться в сейфе, шифр которого знаю один я.

Царский подарок преподнес мне Иван Иванович. Может, он знал наперед мою судьбу? Наверное, знал. На все воля Господня! А в том, что генерал был ставленником Божьим, я лично, при всей неортодоксальности моей нынешней веры, – не сомневаюсь.

Глава 9

Заместитель начальника оперчасти действительно оказался зеленым салагой, на вид которому никак не дашь больше двадцати пяти.

Зашуганный и от того вечно сомневающийся, он не производил впечатление грозы уголовного мира, каким ему подобало быть по должности. Не знаю, кого можно расколоть с такой внешностью и таким нерешительным характером?

Он вызвал меня к себе сразу после обеда. Из карцера меня вывели, как полагается, по коридорам провели в наручниках, но в кабинете браслеты сняли и даже не подтолкнули в спину. А затем – в знак особого доверия, что ли? – оставили нас со старлеем вдвоем. Дверь, правда, оставалась открытой.

– Присядьте, пожалуйста, – предложил заискивающе заместитель начальника.

Я молча оккупировал скамью, на которой прежде восседали три «присяжных заседателя» и, развалившись на ней, всем своим видом постарался дать понять парню, кто здесь хозяин положения.

Впрочем, он и так это прекрасно знал. Оттого и выглядел таким робким и застенчивым.

– Знаете, мы вынуждены завести против вас дело по организации беспорядков в зоне и за соучастие в побеге…

– Мы – это кто?

– У меня такое задание от майора Мунтяна.

– Как вас звать? – спросил я, тоном подчеркивая доверительность.

– Антон… Антон Иванович.

– Давайте начистоту, Антон Иванович, вам хочется заниматься этим гнилым делом?

– Нет, но майор Мунтян…

– Что ты заладил: майор Мунтян, майор Мунтян… Он тебе что, отец родной? – Внезапный переход на «ты» иногда помогает сбить с заранее принятой роли.

– Он мой непосредственный начальник…

– Сам бы мною и занимался, а не подставлял младшеньких… Ты ведь знаешь – я человек буйный, неуравновешенный, могу откусить ногу…

Своевременное напоминание об угрозе, которую может таить разговор, привело парня в шоковое состояние. Минут пять он не мог вымолвить ни слова. Только таращил на меня, как на икону, невинные зеленые глазища, и судорожно хватал спертый воздух широко раскрытым ртом.

– Да не волнуйтесь вы так, Антон Иванович, – решаю «дожать» молокососа. – Ничего страшного они вам не сделают, ну, максимум понизят в должности или снимут звездочку с погон… А вот я…

– За что? Я ведь пока ничего не сделал! – в своей нерешительной манере промямлил замначальника оперчасти.

– А кто пытается пришить мне сразу две статьи?

– Я не сам… Я…

– Этот поганец Мунтян тебе прикажет топиться, и ты пойдешь?

– Нет, конечно…

– Тебе фуфло явное подсовывают, а ты и рад стараться… Посудим сам (я вспомнил Мисютина и применил его коронное выражение): повесить на меня побег ни ты, ни кто другой на свете не сможет. Да и как повесить, если я не виноват. Дрыхну, понимаешь ли, как младенец, а этот жлоб по вашему недосмотру вместо меня на волю выруливает, и я еще крайним должен оставаться? Где такое видано?

Антон Иванович, соглашаясь, кивает.

Но я делаю вид, что вхожу в раж и уже не могу остановиться:

– А с вторым обвинением, с «организацией беспорядков», вы вообще порете чушь несусветную!

– Это почему же? Прапорщику Овчинову вы сломали руку, Мунтяну – изувечили ногу. Ему черт-те-сколько швов наложить пришлось, какие-то сосуды вы перегрызли… Оба уже подали рапорты о неспровоцированном нападении на них. Вот я и должен разобраться…

– И, как всегда, останешься крайним. Нога у Мунтяна где повреждена?

– В самом низу, у щиколотки.

– Вот-вот… О чем это говорит?

– Не знаю! – почти выкрикнул старлей, но по его лицу ясно читалось, что все он прекрасно знает и понимает и только выясняет, насколько четко я владею аргументацией.

– О том, что я либо ползал по полу, либо он бил меня ногами по лицу! Логично?

– Ага… – убедившись окончательно, что слова мои – не случайная оговорка, а ясно аргументированное обвинение, наконец согласился заместитель Старшего Кума.

– И то, и другое могло произойти только по подсудным, для них подсудным, причинам, – продолжил я ровным голосом с легким оттенком превосходства. – Посуди сам: с чего бы это я стал ползать по полу, а? Ну, скажем, без тяжкого физического принуждения? Недоказуемо и чревато… Поэтому ты, милок, убедишь товарищей забрать свои рапорты обратно и выпустишь меня на волю…

– Ладно, я попробую поговорить с ними! – обреченно вздохнул Антон Иванович и поднялся с табурета…

Глава 10

В декабре 1991 года случилось то, что давно предсказывал Иван Иванович. Союз Советских Социалистических Республик приказал долго жить.

Шумели и шумят до сих пор по поводу неправедной тройки, которая в угоду своим амбициям развалила великую страну. По-моему, все не так. И эта троица вместе, и каждый в ней в отдельности, на таких великих исторических личностей не