В городке же жили только метисы. В свободное от трудовой повинности время они вели свое хозяйство и воспитывали детей до того времени, пока те не научались ходить. Потом за их воспитание брались люди. Они же терпеливо насаждали в городке самоуправление, ставя во главе его верховного владыку из числа наиболее способных и деятельных метисов.

К моменту происходящих событий в храме проживало около двухсот человек, а в городке около двух тысяч метисов. Некоторые из них были людьми уже на три четверти. На этом пока планировалось остановиться. Дальше повышать долю человека в метисах уже не имело смысла. Тем более, что по своей сообразительности и способности к обучению они уже стояли на довольно высокой ступени развития, если сравнивать их с обезьянами, конечно.

В будущем потомкам людей предстояло стать родоначальниками царских фамилий, а метисам с содержанием человеческой крови на уровне трех четвертей – их приближенными, опорой трона. Всем остальным на долгие тысячелетия отводилась роль рабов.

Люди понимали, что скоро, очень скоро им придется разбавить и свою кровь. Для этого они и готовили метисов с высоким содержанием человеческой крови. По расчетам выходило, что через пять тысяч лет в мире удастся сохранить около ста индивидуумов с процентом содержания человеческой крови на уровне девяноста пяти процентов. Еще тысяча человек будет иметь процент содержания человеческой крови около восьмидесяти. Остальные существенно ниже. Многие, от одного до пяти. Как они будут уживаться между собой в будущем, один Бог знает. Да и сейчас непросто. Вот уже и назрел первый конфликт. Верховный Владыка не подчинился жрецу Внутреннего Круга! Конечно, он будет казнен, а что делать?

В памяти мальчика сохранился разговор с отцом, когда тот взял его с собой на материк поохотиться на обезьян. Охотники выследили обезьянью семью. Собственно, они и не прятались. Сверху, со скалы была видна большая площадка, на которой расположилось семейство. Отец семейства, огромный самец, держал на коленях гроздь бананов. Он со вкусом поедал их, выплевывая шкурки. У него в ногах пристроились два малыша. Они брали бананы по одному, очищали их и ели гораздо более деликатно, чем папаша. Несколько самок грелись на солнышке, почесываясь и зевая. Стайка малышей резвилась в ветвях огромного, склонившегося над площадкой дерева. Идиллия была бы полной, если бы от гнездовья не шел тяжелый смрад.

Когда охотники отползли от края скалы, мальчик сказал отцу:

– Зачем мы ловим их и пытаемся превратить в людей. Они и без нас счастливы? Кому это нужно?

– Ты уже достаточно большой, и мог бы сам догадаться, – ответил отец, – это нужно нам, а не им. Нам не прожить без их мускулов. Для того чтобы мы жили хорошо, в хороших домах, имели бы в достатке еду и одежду, надо, чтобы кто-то жил плохо и все свои сил тратил на заботу о нас.

– И что, так будет всегда?

– Насчет всегда, не знаю, но так будет долго, очень долго. Мы будем господами, а они будут нашими рабами. Но ситуация будет постепенно меняться. Нам суждено постепенно раствориться в них. Наше умственное превосходство над ними будет постепенно снижаться, а их уровень будет постепенно расти. Когда-нибудь они действительно сравняются с нами и поймут это.

– А потом что будет?

– Не знаю, но думать они будут, что произошли от обезьяны!

– А мы от кого произошли?

– Этого, к сожалению, и мы не знаем. Даже наша наследственная память об этом ничего не говорит. Мы берем свое начало из тьмы.

– А зачем все эти капюшоны, ритуалы, молитвы, это-то кому нужно?

– Это тоже нужно нам. Наши рабы должны жить в полной уверенности, что мы, люди, происходим от Бога. Что они не ровня нам. Что они должны почитать за великую честь служить и прислуживать. Их уже сейчас больше, чем нас. Силой оружия их не удержать. Только вера может держать их в страхе и в повиновении всем нашим желаниям, требованиям и даже капризам.

Когда Гоша, наконец, выбрался из недр своей наследственной памяти, он начал осознавать то, что произошло с ним самим. Там, в лабиринте, он попал под действие созданного в глубокой древности прибора. Тот исправил какие-то ошибки в его генах. Отсюда его непонятная болезнь. Заодно в нем пробудилась его наследственная память. Он вспомнил, что в детстве его тоже посещали странные видения, но мама называла их детскими фантазиями. Что же это значит? Что он сам принадлежит к древнему человеческому роду? Либо у метисов тоже начинает появляться наследственная память. «В любом случае надо было вернуться в лабиринт и во чтобы-то ни стало добыть этот уникальный древний прибор. А там разберемся», – решил он.

Поездки на полигон всегда вызывали у Арама Сергеевича двойственные чувства. С одной стороны, радостное возбуждение от предстоящих испытаний создаваемой техники. Наверное, подобные ощущения возникают у спортсменов перед началом соревнований. С другой – раздражение. Прерывался привычный ход событий, ритм жизни, нарушался житейский комфорт. Все эти чувства, однако, исчезали по прибытии на полигон. Деловая, а иногда и совсем не деловая суета затмевала чувства, настраивала на иной лад и, в конечном счете, встраивала вновь прибывшего в некий конвейер, в конце которого маячило заветное, долгожданное событие. Ожидание завораживало своей значимостью, объединяло в единое целое все винтики и гаечки конвейера, помогало мириться с неустроенностью быта, который со временем начинал восприниматься как острая приправа к редкому блюду. Само же событие, когда удачное, а когда и не очень, заставляло забыть о мелочах, во всяком случае, до следующей поездки.

До середины 80-х годов поездки на полигон были частыми. Проектов было много, промышленность работала в полную силу, но уже чувствовалось, что напряжение падает. Сроки работ начали растягиваться, все чаще и чаще дело до испытаний просто не доходило. В начале же 90-х годов испытания прекратились вовсе. Настал полный штиль. Дело встало. Соответственно, все реже и реже стали встречаться друг с другом и люди, которые когда-то вместе его вершили. Последний раз Арам Сергеевич видел на полигоне Воронина в году, наверное, в 1988 или 1989. Несмотря на взаимную симпатию, разговаривать тогда было некогда, оба всегда куда-то спешили. Ограничивались лишь крепким рукопожатием и дружескими улыбками. Казалось, расстались навсегда, но судьба иногда готовит людям сюрпризы, причем, самые неожиданные.

На этот раз судьба готовила свой сюрприз заранее. В середине января 1996 года в Москве начались обильные снегопады. Город оказался завален снегом. Коммунальные службы, как обычно, не справлялись с его уборкой, что уж говорить о пригородах, тем более о дачных поселках, где таких служб отродясь не было. Так что, когда уже в конце месяца Арам Сергеевич вдруг решил съездить на дачу на пару деньков, пришлось ему отказаться от машины и отправиться туда, как это делает большинство москвичей, на поезде. На всякий случай он все же позвонил своему соседу по даче, который, уйдя на пенсию, стал жить там постоянно. Сосед подтвердил, что дороги не прочищены, и добраться сюда можно разве что на танке или на гусеничном тракторе. Машина Арама Сергеевича никак под это определение не подходила. Она осталась в гараже, а ее хозяин отправился на вокзал.