О, какое это было новое и обалденное чувство – начинать роман с осознанием, что он может быть не навсегда. Без грандиозной влюбленности и готовности плакать днями и ночами у открытого окна, если милый где-то далеко. «А что, – спрашивал внутренний голос, – так можно, да?» Я улыбнулась, встала на цыпочки и чмокнула Алика в щеку. Просто так, чтобы чмокнуть, – а не от великих чувств.

Мы стояли у перехода и ждали, когда зажжется зеленый свет. Алик даже не обернулся ко мне, просто усмехнулся – мол, так и знал, что дождусь от тебя нежностей! – и мне показалось, что в его глазах мелькнул красный отблеск. Наверняка от светофора… тот как раз мигал, готовясь смениться. Потом загорелся зеленый.

– Слушай… – Я шагнула на дорогу, ткнув Алика в бок. – Внезапный вопрос. А как ты относишься к магии?

Вместо ответа он выругался и дернул меня за руку к себе. Больно, ужасно больно и грубо!

– Ты что?!

– Это ты что?! – Он показал на светофор. Там горел красный. Странно, я же точно видела, что… – Где твои мысли, ау? С головой не в порядке? Лучше смотри по сторонам, а то если меня рядом не будет, кто о тебе позаботится?

– Спасибо, – растерянно прошептала я.

О магии в этот вечер мы больше не вспоминали.

9.1

Следующий концерт они играли на открытой сцене, в парке. Днем прошел дождь, и к вечеру воздух был звеняще-умытый, полный запахов цветов и листвы. Над танцполом перед сценой светились гирлянды, похожие на сборище разноцветных светлячков.

Алик затащил меня за дерево перед самым началом выступления, прижал к влажной душистой коре и обжигающе шептал на ухо:

– Ну же, ну же, сыграй на мне… И я буду играть только для тебя.

Я расстегнула его джинсы и гладила член, мягко обхватывала ладонями, дразнила, проводя ноготком по всему стволу… это я! Я, которая всегда стеснялась обниматься на людях – вдруг что-то подумают? В присутствии Алика мой стыд куда-то испарялся, правда, после свиданий возвращался и принимался грызть с удвоенной силой.

Потом я пританцовывала под «светлячками» с банкой колы в руке. На одну часть колы там было налито примерно две части виски. Мне было ужасно весело, кружились голова, деревья, огни, и люди раскачивались в такт барабанному ритму, и Алик играл только для меня. Мир вокруг то скручивался спиралью, оставляя лишь одну точку на острие – меня – и мелодию в голове, то вдруг стремительно раскручивался, разворачивался мешаниной цветов, форм и запахов. И тогда хотелось кружиться и смеяться. Когда выступление закончилось, Алик так и сделал. Спрыгнул со сцены и закружил меня, чуть не сбил с ног пару не успевших отскочить зрителей и собственного барабанщика, который зачем-то сунулся подойти…

Потом мы ехали в метро к Алику домой, ужасно хотелось спать, а он все стягивал с моего плеча футболку, зарывался носом между плечом и шеей, покусывал кожу и целовал. Не обращая никакого внимания на двух ворчащих теток, которые обсуждали ужасные нравы молодежи всю дорогу – от «Парка Культуры» до «Бульвара Рокоссовского». Выбравшись из метро, мы пошли к Алику домой, обнявшись и пошатываясь. Я натерла ногу, сняла босоножки и шагала босиком по мокрому асфальту, в котором отражались фонари. И мне так хотелось, чтобы этот миг никогда не заканчивался, чтобы можно было остановить время и пить этот вечер огромными глотками, но Алик то и дело пихал меня в бок и покусывал за ухо, не давая сосредоточиться на моменте.

Мы завалились в крохотную двушку в девятиэтажке, почему-то смеясь во весь голос, разбудили соседа Алика, я пыталась шепотом извиняться, то и дело сбиваясь снова на смех.

Оставив обувь в коридоре неровной горкой, завалились в комнату, где было совсем мало мебели – только большой матрас на полу, стойка с гитарами, шкаф и крохотный столик с задвинутой под него табуреткой. Алик уронил меня на матрас и сразу же, не раздевая, начал любить… удивительно медленно и нежно. Он плавно входил в меня, давая почувствовать каждый миллиметр напряженной плоти, сдерживая рвущееся сквозь сомкнутые зубы дыхание. От этих выверенных медленных движений весь матрас пришел в движение, и мне показалось, что под нами волны. Если закрыть глаза, то можно представить себя в центре безбрежного океана, а не в комнате с трещинами на потолке и скрипучей дверью. Если закрыть глаза, то можно представить, будто тут никого нет ни за стеной, ни в соседних квартирах, ни в доме, ни в городе… Только вы вдвоем и море, которое раскачивает вас, то приближая друг к другу, то отдаляя. И движения эти естественны и сильны, как сама жизнь, и будят внутри томную сладость, и ты знаешь, знаешь с самого начала, чем все закончится, но не в силах ни приблизить этот момент, ни оттянуть его.

Я обхватила его бедрами, скрестив щиколотки за спиной, и качалась на волнах удовольствия, закусив губу и зажмурившись. Не только во время концерта в парке… А и сейчас тоже. Именно сейчас Алик «играл» только для меня. Музыка снова подкралась и взяла меня на руки. Это длилось, длилось и длилось бесконечно, головокружительно долго. И пришедшее ко мне удовольствие было не похоже на взрыв или вспышку. Оно было потопом, который заполняет все клеточки тела, заливает легкие и не дает дышать, пока теплая волна не накроет все, от кончиков пальцев до макушки. А потом наконец можно выдохнуть и счастливо улыбнуться, не открывая глаз.

Мы так и заснули обнявшись: не было даже сил дойти до ванной.

А наутро меня разбудил тычок в бедро. Алик, уже одетый, с влажной после душа головой, пихал меня ногой.

– Проснулась? – резко сказал он, когда я открыла глаза.

– Да, а… Что-то случилось?

– Могла бы вчера сказать про стертую ногу.

– Я говорила…

– Ты не сказала, насколько это серьезно. – Он поднял и продемонстрировал мне салфетку с бурыми разводами. – Залила весь коридор тут.

– Ну, может, пара капель и…

– И мне пришлось все вытирать! – Кажется, он серьезно злился, даже не притворялся. А я все не могла понять, как его могла расстроить такая мелочь. – Собирайся!

– Мы даже не позавтракаем вместе?

– Нет. Я позвоню.

Я пожала плечами и молча начала одеваться. Не дождавшись «пока» и не попросив пластырь, вышла из квартиры и стала ждать лифт. Мне было ужасно обидно. Но еще больше – странно. Ну не должен нормальный человек так реагировать на такие глупости. И не должен обижать свою девушку.

Я успела пройти половину дороги до метро, когда Алик меня догнал и вручил стакан горячего кофе и ромашку.

– Прости!

Я попыталась его оттолкнуть, но он с легкостью прошел мою защиту и прорвался к губам. И снова прошептал:

– Прости! Не знаю, что на меня нашло. Смотри же, ну, наглый Алик просит прощения! Я серьезно! Не злишься? Я больше так никогда не буду!

«Никогда» закончилось через четыре дня.

9.2