Минне отвели комнату на верхнем этаже, с видом на живую изгородь и некое подобие сада позади дома. Как только доставили багаж, ее вызвали в одну из общих комнат. Минна оказалась посреди захламленного дамского гнезда, уставленного разнообразными предметами изысканной меблировки.

Комната была старая, богатая и холодная. Стены ошеломляли рубиново-алым, окна были задрапированы фестончатыми шторами с бахромой, ниспадающими поверх громоздких боковых панелей. Ей никогда не доводилось видеть столько безделушек в одной комнате: фотографии, акварели, статуэтки, книги, вазы, два турецких шлема, служившие в качестве цветочных горшков, золоченые зеркала в стиле рококо и великое множество статуэток из нефрита и розового кварца. Вдобавок произведения искусства являлись грубыми имитациями мастеров прошлого, какие в изобилии водятся в ломбардах.

Подобный декор не такая уж и редкость, подумала Минна. Вот и ее предыдущая хозяйка — баронесса — тоже пала жертвой маниакального собирательства. Вообще, с точки зрения Минны, многие люди с большим достатком заблуждаются, воображая, будто бездумное и беспечное смешение стилей — и есть почтение к благородному прошлому.

Обе сестры возлежали среди вороха подушек на ореховом диване. Старшая, Луиза, была ростом около четырех футов десяти дюймов, с восковым строгим лицом и нервным тиком. Она положила холодную вялую ладонь в руку Минны, щурясь на нее близоруко и неодобрительно.

— Садитесь, фройляйн, — произнесла Луиза, указав на кресло в углу.

Минна неохотно сняла пальто, но набросила его на плечи, присев за приставной итальянский столик эпохи Возрождения. Коленки у нее ходили ходуном от холода. «Неужели эти женщины не доверяют отоплению?» — думала она. Луиза изучала Минну поверх очков, читая ей лекцию о ее обязанностях и правилах поведения (она постоянно говорила «мы», имея в виду себя и сестру), и уведомила ее о том, что ни при каких условиях они не потерпят в своем доме медиумов, коммунистов, вегетарианцев или вульгарных венецианцев. И — вот еще — да! Прислуге категорически воспрещается употреблять алкогольные напитки. Проверка осуществляется путем ежедневных инспекций.

Младшая, Белла, напудренная и нарумяненная в три слоя, унаследовала такой же заостренный нос и крутой подбородок, что и у старшей сестры, но была рыхлой и раскормленной. Минна заметила, что младшенькая имеет обыкновение повторять за старшенькой все, что бы та ни сказала, словно это только что пришло ей в голову, или же, наоборот, заканчивает за ней предложения. Белла предоставила сестре вести первое собеседование, а сама не отрывала взгляда от рукоделия. Спицы мелькали крест-накрест, клацали и клацали, вверх и вниз, петля и накид… Слава богу, в какой-то момент она прекратила инфернальное щелканье и вступила в разговор:

— По воскресеньям в обед мы принимаем гостей.

— Почтенных вельмож и банкиров.

— Никогда нельзя общаться с людьми более низкого круга.

— Мы не выносим карьеристов и женщин, занимающихся сбором пожертвований.

— Они бывают такими прилипчивыми.

— Через день мы играем в карты.

— И еще мы обе поем и играем на фортепиано.

— Тоже через день.

— В пятницу у нас салонные игры.

— Обычно с нашим самым преданным и гениальным другом Жюльеном.

— Cher, trop cher Julian[23].

Прослушав эти глупые речи, Минна так и не поняла, в чем, собственно, заключаются ее обязанности. Однако ей было велено возвращаться к себе, а утром приступать к работе. Минна решила, что ее наняли, предварительно заглянув в список рекомендаций, какие она им прислала, упомянув среди прочих и фамилию баронессы. К счастью, сестры не пожелали просмотреть само рекомендательное письмо баронессы, которого, конечно, не было и в помине.

Минна поднялась по лестнице в свою комнату, сняла серый дорожный костюм и надела халат. Она чувствовала себя опростившейся и совершенно некрасивой. Бросив взгляд на свое отражение в зеркале, заметила, что волосы у нее тускло-бурые, а кожа бледная и безжизненная. Будто она нарочно добивалась собственного исчезновения, чтобы создать другую Минну в ином мире — высоконравственном, правильном мире, где люди верят в честь, самопожертвование и верность.

Она легла, но ее снова ждала беспокойная ночь. Даже в этом доме-крепости Минна слышала шелест листвы, обрываемой напористым ветром. Вдалеке громыхала гроза, и Минну не отпускала знакомая саднящая боль меланхолии. Очередной чужой дом, очередной свод правил и извращенных запретов. В этой работе не было ничего, за что следовало держаться, но Минна надеялась, что уныние со временем пройдет. Все-таки ей удалось сбежать из материнского дома и найти место, где можно переждать и осмыслить, как жить дальше.

Еще один порыв ветра обрушился на крышу. Минна молилась, чтобы ее сознание оставалось в покое до утра. Она больше никогда его не увидит.

Вскоре Минна погрузилась в беспокойные сновидения. Покинутая всеми, она была заперта в пустом доме, и ни одна живая душа не заметила ее исчезновения. Минна проснулась в пять утра от пробирающего до костей холода, снаружи по-прежнему завывал ветер, и теперь она страдала от того, что ухитрилась предать единственного человека, который заботился о ней. Минна села и отбросила прочь эти горестные мысли. Проще жаловаться на физические недомогания, а у нее ломило спину и раскалывалась голова. Одевшись, Минна спустилась в кухню, чтобы приготовить чаю, и остановилась у огромной закопченной плиты, еще не растопленной. Она поплотнее запахнула шаль, спрашивая себя, нет ли на сей счет каких-либо правил, однако холод стоял такой, что это было уже неважно. Она затопила плиту до прихода судомойки и села греться, дожидаясь дальнейших инструкций новых хозяек. Шли часы, Минна оглядела все шкафы и буфеты, забитые блюдами, тарелками, блюдцами и бокалами всех форм и размеров. С потолка свисали медные кастрюли и котелки, ниши ломились от специй, наполнявших воздух экзотическими ароматами Индии, Китая и других заморских стран. Эти дамы, похоже, не прочь поразвлечься. Но кто, скажите на милость, добровольно пришел бы сюда?

Минна сидела и до одиннадцати часов ждала, задремывая и просыпаясь, пока сестры вызовут ее. Потом встала и вышла в гостиную, где увидела сестер на диване, готовящихся пойти наверх и вздремнуть. Минна сообразила, что сон — основное времяпрепровождение сестер и источник их постоянных жалоб. Днем все разговоры вертелись вокруг того, как мало им удалось поспать прошлой ночью, сколько часов им не хватило и когда они собираются разойтись по спальням. Минну проинструктировали, как выдавать таблетки, медицинские рецепты и пепсин, и она получила представление о том, сколько настойки из аптечки будет в самый раз для удовлетворительного ночного сна.

Сестры обсуждали сон с утра до глубокой ночи и вечно страдали от «заторможенности», которую они считали последствием недосыпания, как, собственно, и свое нежелание выходить из дому. Целый день Луиза бормотала что-то. Обычно она похрапывала на софе в гостиной. Белла присоединялась к ней, вязание валилось ей на колени комом заскорузлой пряжи.