конечно, важен, но все же самое главное на войне – человеческая жизнь, – Бабенко так хотелось поддержать растерянного паренька. – Ты парень смелый. От врага не побежишь, но защищать танк, атаковать, нужно всегда с головой. Не нужно эмоциям поддаваться, страху, паникерству. Только голова должна работать, понял? Метры считай, градусы, сосредоточься на своей работе водителя, танк слушай, как двигатель работает, как гусеницы гремят.

– Понял, – Хвалов кивнул и сосредоточенно уставился вперед.

Первые танки замедлили перед мостом ход, ожидая, когда саперы закончат свою работу. Техники с металлоискателями шли по металлическому полотну, выискивая диски мин, осторожно убирая с них взрыватели. Весь мост отступающие немцы нашпиговали минами, не желая так просто отдавать позиции.

Соколов приказал по связи:

– Малый привал, отходим в ложбинку. Экипажам – проверить технику.

Но произносил он слова механически, мешало сосредоточиться неприятное ощущение между лопаток. Лейтенант всматривался в железную переправу на бетонных столбах-основах. Важная транспортная артерия, неужели германская армия вот так просто позволит советским военным частям пройти по нему. Ведь немцы используют тактику выжженной земли, уничтожая с помощью взрывчатки все инженерные коммуникации. Логунов тоже стоял уже возле четырехсотого танка и хмуро косился то в небо, то на ту сторону моста.

– Не люблю, когда тихо. Вот чую, что на прицеле мы у фрицев, – он поискал взглядом укрытие и ткнул пальцем в черные здания за перекошенными заборами. – Это что там?

– Завод авиапромышленный эвакуированный, – Соколов тоже чувствовал тревогу, опасаясь неожиданной атаки противника.

По взмаху флажка первые Т-34 уже вступили на мост, за колонной урчали грузовики, в чьих кузовах сидела пехота.

Грохот взрыва!

Крайняя «тридцатьчетверка» дернулась от удара снаряда и замерла, постепенно заполняя рубеж моста черными клубами дыма от горящих технических жидкостей. Остальные бронированные машины замедлили на границе переправы ход, резко сдали назад и начали маневр к левому краю берега, уходя с линии огня. Снаряд задел и полуторку, распоров тент над кабиной. Водитель, выкручивая руль, направлял машину как можно быстрее назад.

Еще выстрел! Грузовик с пехотой не успел уйти из сектора обстрела, и тяжелый снаряд пробил кузов насквозь, разбросал окровавленные тела по полотнищу дороги. Между машин раздался крик командира батальона:

– Бойцы, из машин! В укрытие!

Стрелки стали на ходу прыгать с высоких бортов автомобилей и бежать по полю в поисках естественных укрытий. В каждой ямке, воронке или углублении лежали люди, тесно прижавшись друг к другу. Остальные танки заметались, подчиняясь командам комбата, выстроились в боевую линию и беспомощно замерли. Куда стрелять, в какую сторону идти, где враг?

Новый выстрел! В этот раз мимо, снаряд разрыл просвет между двумя танками, выбив фонтан из кусков дорожного покрытия. И через минуту ударил следующий, пробив борт четырехсотого танка.

– К заводу, отступайте к заводу! – выкрикнул Соколов в ТПУ, понимая, что сейчас это единственное укрытие для огромных танков.

Они слишком большие, чтобы залечь в ямке от выстрелов германских зениток. А постройки достаточно большие по размеру, чтобы стать заградительной защитой. Комбат Еременко тоже понял, что переход через мост сейчас смертельно опасен, и отдал приказ:

– Всем ротам, отступление в направлении здания завода.

Бабенко отчаянно закричал:

– Там же Василий и Коля, в подбитом танке! Их надо спасти! Сава, короткая!

Хвалов замедлил ход машины, а Семен Михайлович уже карабкался наружу, чтобы броситься на помощь горящим в танке товарищам. Вопреки всем уставам и приказам командования.

– Семерка, семерка, ходу! На всех оборотах, ты чего встал! Их уже не спасти! Уходи! – Гордей Иванович кричал в ларингофон на непокорных танкистов.

Но танк стоял на месте, а с борта неловко пытался спуститься на одеревеневших за долгий марш ногах сержант Бабенко. На горящей машине вдруг откинулся люк, показалась могучая фигура старшины. Василий вытянул за воротник своего пасынка, они вдвоем скатились по железному борту, когда в танк ударил второй снаряд немецкой зенитной установки. Раздался грохот, взметнулся столб огня, а фонтан из земли и снега накрыл всех троих. Но под шквалом осколков Логунов и Бабенко ползком подтащили к семерке стонущего Кольку.

Оказавшись на борту, Логунов гаркнул во все горло:

– Пошел! Давай!

Танк взревел и припустил следом за вереницей Т-34. Машины стремительно ринулись к спасительному ориентиру – стенам заброшенного завода.

Немецкая гаубица грохнула тяжелым бронебойным снарядом. Но попасть по движущимся целям уже было сложно. Один за другим артиллерийские снаряды пролетали мимо «тридцатьчетверок», поднимая облака из снежной пыли и земли. Мехводы со всех сил давили на рычаги, желая побыстрее уйти из-под обстрела. Внутри металлических пространств танков вибрировали бронированные стенки, от каждого выстрела машины содрогались, отдавая жутким гудением. Все ближе и ближе укрытие, выстрелы зенитки затихли, батальон танков вышел из периметра обзора немецкого расчета. Наконец вереница машин нырнула за перекошенный заборчик и стала выстраиваться плотным эшелоном вдоль разбитых бомбами стен авиазавода. Майор Еременко, досадуя, сорвал с головы шлемофон, бросился к люку и выкрикнул командирам подразделений, что показались из люков:

– Доложить о потерях!

Хотя и так все было понятно, минус один танк, который успел подбить вражеский зенитный расчет. И горящий факелом четырехсотого.

Соколов отрапортовал:

– Машина номер триста двадцать вместе с экипажем подбита во время захода на мост. Танк четыре ноль ноль подбит, экипаж эвакуировался. Один из членов экипажа получил ожог, – Алексей повернулся к Логунову, который заботливо обрабатывал обожженную руку Николаю.

Он снимал бережно, по кусочкам, обгоревший рукав ватника, тут же прикладывал куски льда, замотанные в чистую тряпицу, и говорил стонущему пасынку:

– Терпи давай, ты мужик. Знаю, что больно. Живой остался, не калека, а кожа что, новая нарастет. Сейчас мази сверху и забинтую, терпи. Еще полрукава, и готово!

Рядом замерли Руслан и Семен Михайлович, сочувственно глядя на парня. Впечатлительный Савелий рассказывал о жутком виде травмированной конечности у танка своему товарищу Марку.

На другой стороне дороги комбат пехоты тоже подсчитывал потери личного состава. Несколько бойцов ползком уже приближались к раненым и убитым, чтобы с помощью брезента перетащить их к импровизированным окопам.

Соколов тем временем покинул семерку и залез по искореженной пожарной лестнице почти до высоты второго этажа, чтобы высмотреть хотя бы по направлению выстрелов, где расположилось германское орудие.

Командиры отделений в ожидании распоряжений топтались рядом с бронированной машиной комбата, а тот с еле сдерживаемым раздражением докладывал по связи о неожиданной атаке.

– Невозможно по мосту пройти! Обстреливают сразу, на заходе уже один танк стоит и грузовик. Раненые есть, у пехоты убитые! Не видно, откуда обстрел, нет координат!

С высоты Соколову было видно, как фигурки стрелков капитана Момашулы суетятся вокруг пострадавших, перекатывая окровавленные тела на брезент.