На одном из бизнес-семинаров Кейти как-то узнала о силе эффекта выдержанной паузы. Ответив на исповедь Эда молчанием, она наблюдала за тем, как он, сидевший до этого положив ногу на ногу, выпрямился на стуле и сунул руки в карманы.

– Любопытно, – произнесла она наконец, – но в дневнике Миа это описано несколько по-другому. Выдрав нужные страницы, полагаю, ты не успел все прочесть из-за спешки. Так что я несколько освежу твою память кое-какими подробностями.

Краска постепенно поднялась по шее Эда до самых щек.

– Она отметила, что ты заигрывал с ней с самого начала – как только она к вам присоединилась – и настойчиво угощал ее выпивкой. А когда ты пошел сажать ее на такси, – она пролистнула несколько страниц в поисках нужных строк, – Миа пишет: «Эд положил руку мне на бедро и шепнул: “Ты очень сексуальна в этом платье, но мне интересно, что у тебя под ним”. Я пожала плечами и ответила: “Можешь взглянуть”. Он так и сделал».

Кейти перестала читать и посмотрела на Эда. Он сцепил руки под подбородком, выставив локти вперед.

– Картина, должна сказать, рисуется просто замечательная. Настоящий подарок для меня.

– Суть в том, что я подорвал твое доверие. Да, я был пьян, но это меня ни в коей мере не извиняет. Случилось то, что случилось, и я готов на все, чтобы как-то это загладить.

Опустив взгляд, Кейти посмотрела на свои руки, которые все так же сжимали выдранные страницы. Она чувствовала, как неумолимо теряет хладнокровие. Эд был ее женихом. И она любила его. Теперь, когда она потеряла и Миа, и мать, он оставался для нее единственным близким человеком. По ее щекам потекли слезы.

– Милая, – произнес он, порываясь подойти к ней. – Не плачь, прошу тебя.

Она услышала в гостиничном коридоре шаги, звук катившегося на колесиках чемодана и повернувшегося в замке ключа. Как бы ей хотелось сейчас оказаться вдруг этим новым постояльцем, входящим в другой номер, а то и в совершенно другую жизнь.

Он сел рядом, и от его веса на кровати она чуть склонилась в его сторону. Боясь к ней прикоснуться, он тихо произнес:

– Я люблю тебя больше всего на свете. У нас с тобой было так много хорошего, и я не представляю, как можно пожертвовать нашим будущим из-за одной, пусть даже и страшной, ошибки. Мои родные и близкие души в тебе не чают. И если я явлюсь причиной нашего расставания, я почти уверен, все отвернутся от меня. Ты же знаешь, как я люблю тебя, – я полземли пролетел, чтобы быть рядом с тобой. Прошу тебя, Кейти, прости меня.

По ее щекам текли слезы. Могла ли она простить его? Многим бы такое оказалось под силу? Да, он прав – у них было много прекрасных мгновений, однако взаимоотношения не являются таблицей соотношений плохого и хорошего. Все дело в искренности и доверии. А может, еще и в понимании и умении прощать.

– Я принесу тебе салфетки, – сказал Эд.

Наблюдая за тем, как он идет в ванную, она чуть не вздрогнула от внезапно всплывшей в памяти картины. Миа лежит в их лондонской ванной на черно-белом плиточном полу, точно поверженная пешка на шахматной доске. Зеленое, нефритового цвета, платье – платье Кейти – перекрутилось у нее на талии. Когда Миа подняла голову и увидела стоявшую у двери Кейти, она отвернулась, не в состоянии смотреть ей в глаза. И это произошло той самой ночью.

Эд принес коробку салфеток.

– Той ночью, когда ты переспал с Миа, – произнесла она леденяще безразличным тоном, – она отключилась дома на полу в ванной. Утром я наткнулась на нее.

Эд не шевельнулся.

– Как же можно было дойти до такого состояния?

– Мы оба были пьяны.

Она посмотрела в окно. Едва ли ее занимал вид озера в лучах предвечернего солнца или раскинувшиеся за ним первозданные виноградники – ей вспоминалось кое-что еще из того дня. Кейти готовила на кухне ризотто, когда появилась экипированная для пробежки Миа. Она вспомнила, как поинтересовалась, не болит ли у Миа голова и не нужен ли ей пластырь для пораненной ноги. Именно тогда Миа и объявила о том, что собирается путешествовать.

Она вновь повернулась к Эду.

– После того как Миа с тобой трахнулась, она забронировала билет, чтобы сбежать и скрыться!

Он не пытался делать вид, что его коробит от ее тона и выражений: возможно, в какой-то мере он уже успел привыкнуть к этой новой Кейти, у которой слезы сменялись гневом, точно по щелчку выключателя.

– Узнав о ее намерениях, я пришла к тебе. – Оставленная ею на остывающей плите сковородка с подгоревшим луком наполнила неприятным запахом всю квартиру, и он еще долго напоминал о себе. – Я была расстроена тем, что она уезжает, и, помнишь, что ты на это сказал? «Смена обстановки пойдет ей на пользу». Я думала, ты хоть как-то мне сопереживаешь, а оказалось – ты лишь обрадовался ее отъезду.

– Кейти…

Самообладание вернулось к ней, и она была непоколебима.

– Если бы не ты, – продолжила она на повышенных тонах, – она бы себя так не чувствовала. Я знала, что этому должно быть какое-то объяснение. Я даже пыталась поговорить с тобой об этом после похорон, но ты сказал, что Миа просто была молода и импульсивна и ей все наскучило. – От негодования у нее горело в горле и сводило челюсть. – Если бы ты ее не трахнул, она бы не поехала ни в какие путешествия. И не оказалась бы на Бали. И на той скале. Во всем виноват ты, Эд. Ты!

– Прекрати! Я не принуждал ее к сексу. И не заставлял ехать ни в какое путешествие. И тем более бросаться с какой-то скалы.

– Что ты сказал? – Ее глаза широко раскрылись.

– Я сказал то же, что и полиция, и следователь, и свидетели. И это, на мой взгляд, звучит вполне убедительно.

– Но я ее сестра! И как насчет того, что кажется убедительным для меня? Я знала ее лучше, чем кто-либо другой.

– Да, ты ведь даже не знала, что она на Бали.

Последняя фраза была сродни удару по лицу.

– Господи, да неужели ты не видишь, что все твои навязчивые идеи уже смахивают на патологию? Ты сбегаешь на другой конец света, вцепившись в этот дневник, словно он – твоя единственная надежда на спасение. Миа больше нет. Она покончила с собой. И мне искренне жаль, что так произошло. Но так случилось, и это надо принять.

Она схватила то, что оказалось под рукой, – его ноутбук.

– Боже, что ты делаешь?

Она подняла его над головой.

– Господи, Кейти! Ради бога, успокойся!

Каждым пальцем она ощущала поднятый вес.

– В нем вся необходимая контактная информация. Это очень важная для меня вещь.

Она бросила взгляд на валявшиеся на кровати выдранные кремовые страницы.

– Не более важная, чем для меня дневник моей сестры.

Ей вспомнился удивленный взгляд Эда, когда он узнал, что Миа вела дневник. А следующим утром она застала Эда за его просмотром. «Проверял, нет ли там чего-нибудь такого, что могло бы тебя расстроить», – пояснил он ей.