(Западная Австралия, февраль)

Она снова нырнула – ее тело стало точно подводный гарпун: носки вытянуты, пальцы вместе, волосы как шелковистый темный шлейф. Она скользила, словно рыба, глядя открытыми глазами в мутную синеву соленой воды, слыша тихое пошептывание и приглушенные отголоски эха. Затем она вытянула руки вдоль тела, выгнувшись, сделала рывок вверх и, оказавшись на поверхности, ощутила лицом солнечное тепло.

Не было ни ветерка, и море лежало вокруг ровной гладью. Берег казался пустынным, а эвкалиптовый лес – карри – абсолютно неподвижным. Она покачивалась на спине с закрытыми глазами. Парило, в воздухе ощущалась тяжесть жары. Окажись рядом Кейти, море сделало бы невесомыми их обеих. Случайная мысль застала ее врасплох. Уже много лет они не плавали вместе, и она пыталась понять, отчего вспоминала об этом с такой тоской.

Перевернувшись на живот, Миа поплыла назад. Она вышла на берег, капли воды стекали по ее коже. Отжав волосы, она обернулась высохшим на солнце полотенцем, предварительно стряхнув с него песок.

В гостинице Миа, оставляя позади себя песчаную дорожку, направилась к номеру Ноя. Волн, судя по прогнозу погоды, не ожидалось, и она рассчитывала провести весь день вместе с ним. Зани рассказывала ей об уединенной бухточке километрах в двадцати вверх по побережью, куда регулярно наведывались дельфины, и отправила ей по электронной почте ссылку с описанием, как туда добраться. Миа планировала побывать там с Ноем.

Она постучала в дверь его номера и представила, как, скинув с себя полотенце, ложится в кровать рядом с ним, ощущая его теплое тело. Когда на стук никто не ответил, она повернула ручку и вошла.

В номере никого не оказалось: постельное белье было снято, а вещи Ноя исчезли. Кейти ощутила, как резко запульсировала вена на шее.

Она бросилась по коридору к номеру Джеза и, дважды постучав, вошла в комнату. Кровати там тоже оказались без постельных принадлежностей. От волнения она сглотнула, одновременно пытаясь успокоить себя тем, что всему этому наверняка имеется какое-то простое объяснение.

Прижимая к груди полотенце, Кейти вышла на улицу и, обогнув гостиницу, направилась к гаражу. Оказавшись в затхлом полумраке, она выждала, пока глаза к темноте привыкнут. За исключением единственной доски для серфинга – здоровенной, с отсутствующим килем – там ничего не было.

Кейти прошла к засыпанной щебенкой площадке под эвкалиптами, где стоял его микроавтобус. Пусто.

Она торопливо вернулась в гостиницу и подошла к стойке регистрации.

– Что у нас случилось? – осведомилась Кэрин, представлявшая женскую половину голландской супружеской пары, управлявшей гостиницей.

– А где Ной? Из четвертого номера.

Прищурив один глаз, Кэрин устремила взгляд к потолку.

– Расплатился и освободил номер, – ответила она, вновь открыв оба глаза. – Вместе с ребятами из седьмого номера.

– Что? Когда?

– Спозаранку.

– А куда они отправились?

– Понятия не имею. – Кэрин взяла кружку с горячим кофе и подула. – Обсуждали погоду – о чем еще они могут говорить?

– Они собирались вернуться?

– Может, и собирались, но номера не бронировали. – Подвинув к себе поближе синюю папку-скоросшиватель, она просмотрела собранные там пластиковые странички. – Не-а, на месяц вперед ничего такого.

Нет, он не мог уехать. Два дня назад они лежали в траве, и он рассказывал ей о тех местах, где ему довелось побывать: об островах, где не было дорог; о волнах, бушевавших над зарослями ламинарии; о крылатых рыбах и певчих китах. И она живо представляла себе все это, мечтая о новых приключениях и берегах, по которым протянутся тропинки из двух пар следов.

– Может, он оставил для меня какую-нибудь записку?

Кэрин развела ладони.

– Прости, дорогая, но мне он ничего не оставлял.

– Миа!

В душе вспыхнула надежда. Она резко обернулась. Но это оказался Финн. Он шел к ней с кусочком тоста, с которого на большой палец ему стекал джем.

– Хорошо поплавала? – поинтересовался он, слизывая джем с пальца.

– Он расплатился и уехал, – сказала она. – Ной уехал.

Он внимательно рассматривал ее. Мокрые волосы были убраны назад, открывая лицо, ресницы слиплись в виде темных треугольников. Она прижимала к груди верхний край полотенца, и ему были видны высохшие подтеки соленой воды у нее на ключице и запястьях.

Она казалась такой же юной, как та Миа, что подростком поджидала его у двери после занятий по математике, чтобы пожаловаться, что у нее украли BMX[14]. Он вспомнил тот день. Она выглядела такой несчастной, что после школы он отправился на свалку, нашел там старенький прогулочный велосипед с погнутым крылом и посвятил весь уик-энд его восстановлению. Он счистил ржавчину, поставил новые тормоза и перекрасил его в небесно-голубой цвет – ее любимый. Когда он воскресным вечером прикатил к ней велосипед, она смеялась до слез. Он любил решать проблемы, но понятия не имел, как можно было решить теперешнюю.

– Ты его видел? Он что-нибудь тебе говорил?

Слабо теплившаяся в ее голосе надежда резанула ему по сердцу. Но что он должен был ей сказать? Что Ной, ненароком заглянув на кухню, когда он варил там кофе, лишь обронил, что они улетают на Бали? Сказать, что это именно он, Финн, поинтересовался, знает ли об этом Миа? На что Ной ответил: «Не нашел ее. Передашь за меня?»

Подобное безразличие было оскорбительным, и такое Финн передать не мог. Поэтому он ответил:

– Прости, я тоже его не видел.

Ее взгляд потух. Она опустила глаза.

Финн смотрел на выступившие на солнце веснушки у нее на переносице. Ему очень хотелось заключить ее в свои объятия, но он понимал, что ей хотелось других объятий.

– Отправился искать волны.

Он видел, как она кусала нижнюю губу. Было невыносимо смотреть, как она вот-вот заплачет.

– Он должен был сказать мне. Просто не верится. Как же он мог?

«Мне тоже не верится», – подумал Финн.

Они вот уже несколько недель путешествовали по тому же маршруту, что и Ной, и Финн со стороны наблюдал, как развивался их роман. По ночам он порой лежал в номере с открытыми глазами в ожидании Миа, прислушиваясь к шагам других постояльцев. Он слышал, как приоткрывалась дверь, видел падающий в комнату треугольник света и слышал легкий шорох ее ног по линолеуму. Он наблюдал за ее силуэтом, пока она карабкалась по лестнице на свое верхнее место, и прислушивался, как она перекладывала подушки и расправляла простыни, устраиваясь поудобнее. И каждую ночь, когда она возвращалась, он не переставал удивляться: «Как Ной мог ее отпустить?»