если я совершу хотя бы незначительное движение, произойдет катастрофа: то огромное, древнее, что нависает сейчас надо мной, попросту сломает мне шею.

Неожиданно Крэбб отошел и как ни в чем не бывало уселся на прежнее место.

– Никакой гнилой рыбы, – сказал он, облизнув губы.

Я перевел дыхание.

Мой собеседник вдруг судорожно вздохнул и уронил голову на стол. Это, как и все остальное, также произошло абсолютно внезапно.

Я наблюдал за ним, не двигаясь с места. Я по-прежнему считал, что чем меньше я действую, тем безопаснее для меня… и возможно, для Крэбба, если его еще можно спасти. Крэбб широко раскрыл рот и захрипел, как умирающий. Его руки тряслись так сильно, что стучали о стол – звук, похожий на тот, что издают крупные градины, попадая на черепичную крышу. Потом он ненадолго затих, и вдруг до меня донесся еле слышный шепот:

– Жемчужное…

– Что? – Я насторожился.

– На ней было жемчужное ожерелье… Девять крупных жемчужин…

– Крэбб, дружище! – Я подскочил. Тот атавистический ужас, что только что оледенил мои конечности, мгновенно исчез, растворился как не бывало. О нем напоминала только слабость, которую я до сих пор испытывал: сильные моральные потрясения никогда не проходят для меня даром, я могу даже заболеть и пару дней пролежать с температурой.

– Не знаю, надолго ли я смогу освободиться от… этого, – быстро проговорил Крэбб тихим хриплым голосом.

Я подошел к нему и подал ему кружку с кипятком.

– Выпейте, вам полегчает.

Он сделал несколько жадных глотков.

– Я ведь и уехал именно потому, что пытался избавиться от этого… но стало только хуже. Они здесь повсюду. Думаю, это они как раз и привели меня сюда.

– Да уж, – хмыкнул я. – Ни один нормальный человек не выбрал бы подобное место для жилья.

Он не стал тратить время на обиды, хотя мое замечание, честно сказать, отдавало бестактностью.

– Существуют особенно восприимчивые натуры, – продолжал он. – Полагаю, в основном они оказываются жертвами этого… этих… – Он судорожно глотнул. – Ничем другим я не могу объяснить, почему столь разные люди оказались подвержены их влиянию. Поэт, художница…

– Но как сюда вписывается миссис Паттеридж? Она не производила впечатление тонкой артистической натуры.

– Видимо, сказались занятия садоводством, близость к природе… Никому ведь не известно, Эверилл, какова на самом деле натура этой женщины. Многие из женщин абсолютно скрытны и никогда до конца не проявляют себя. И если не происходит какого-то шокирующего события, они до конца жизни остаются непознанными. Какой-нибудь человек может жить рядом с такой скрытной личностью и даже не догадываться, на что она на самом деле способна… Привычка к самоанализу нечасто встречается среди людей, подобных миссис Паттеридж, поэтому они могут сами себя толком не знать. Я лишь надеялся на то, что вы обладаете достаточно трезвым сознанием…

– Хотите сказать, что у меня недостаточно развито воображение? – Я попытался улыбнуться и добавить немного непринужденности в наш напряженный разговор.

– Я знаю, что хочу сказать, – впервые за время разговора Крэбб проявил признаки нетерпения и даже раздражения. – Вы молоды, честолюбивы и недостаточно развиты творчески. Все это говорило в вашу пользу при выборе конфидента. Но я никак не ожидал, что вы тоже окажетесь подвержены их воздействию. Возможно, в этом есть и моя вина. Если бы я тогда не рассказал вам в баре обо всем, что произошло со мной в тот роковой день, вы бы сейчас спокойно работали в газете, строчили никому не нужные статейки, считали, что делаете важное дело и даже – о мой бог! – выполняете некую миссию… А потом, в сорок лет, написали бы свой первый рассказ о чем-нибудь захватывающем, о чем-то, что являлось вам в мечтах, но никогда не было воплощено в реальность. Это была бы спокойная и достойная жизнь, но теперь… Боюсь, друг мой, и для вас, как и для меня, все кончено.

– Как я могу вам помочь? – быстро спросил я, видя, как он мучительно дергает углом рта, очевидно сражаясь за свой разум с существами, которые пытаются вновь его захватить.

– Отсюда нет выхода, – повторил он слова, написанные в телеграмме. – Я пытался уйти, но не сумел. Возможно, вы даже рискнете меня вытащить. Но надо быть осторожными. Они следят. Они повсюду.

– Это другие жители Драммонд-Корнерс? – уточнил я.

– Другие жители? И да, и… нет. Не только в поселке. В лесу тоже. По всей округе. Вы разве не слышали их голоса? Они говорят… они твердят несколько слов на своем нечеловеческом языке. Эти слова постоянно звучат у меня в мозгу, как будто там бьют в колокол… Это больно, Эверилл! Не допускайте, чтобы они…

Он замолчал, пожевал губами и затем произнес:

– Может быть, вы хотите еще чаю?

Я понял, что человек, с которым я только что разговаривал, опять исчез.

Я выразил полное согласие с тем, что необходимо выпить чаю, после чего так же пассивно согласился остаться на ночлег. Мне требовалось время, чтобы осмотреться и хорошенько все обдумать. Но у меня было слишком мало сведений, поэтому стоило также понаблюдать за происходящим. Скоро жители Драммонд-Корнерс вернутся в поселок. Крэбб сообщил об этом немного нервным тоном – было похоже, что он побаивается их возвращения или, во всяком случае, по какой-то причине в их присутствии чувствует себя неуверенно.

Я сказал, что хотел бы познакомиться с ними, но он побелел как полотно и схватил меня за руку, сжав ее так сильно, что у меня едва не потекла кровь из-под ногтей.

– Вы не должны попадаться им на глаза! – резко произнес он.

Я с трудом высвободил руку. На моей ладони остались глубокие следы его ногтей.

– Почему? – спросил я.

Вместо ответа он подошел к окну и хотел было задернуть шторы, но отшатнулся и вскрикнул:

– Они уже здесь!

Я осторожно выглянул в окно – оно выходило, в отличие от того, где стоял наш столик, – на озеро. Осока гнулась под ветром – наклонялась и распрямлялась вся одновременно, словно повинуясь движению руки какого-то незримого дирижера. Точно так же в лесу качались и ветки деревьев. Мне это показалось странным еще тогда, но, честно признать, я мало знаю о жизни природы – может быть, для крупного лесного массива такое естественно? Однако что-то запрятанное глубоко внутри меня – может быть, тот самый первобытный предок, о котором я уже вспоминал, – отрицало саму такую возможность. В том, как «вела» себя природа этих мест, было нечто искусственное.

Крэбб хотел оттолкнуть меня от окна, но внезапно остановился: он понял, что уже слишком поздно… Вздувшиеся под ветром огромные пузыри набухали на поверхности озера. Они приближались, расталкивая осоку, так стремительно, что их можно было принять за какие-то аппараты, снабженные двигателями. Однако никаких двигателей или шума моторов я не заметил: они неслись по воде совершенно бесшумно.

Внутри каждого пузыря – я видел это совершенно отчетливо – клубился дым или нечто вроде пара, и там, еле различимые, шевелились какие-то скрученные существа. Иногда их конечности, похожие на щупальца осьминога, плотно прижимались к пузырям, и тогда можно было видеть пульсирующие присоски, а затем отдергивались и снова исчезали в дыму.

Я перевел взгляд на Крэбба в надежде, что он даст хоть какое-то объяснение происходящему или хотя бы проявит какую-либо эмоцию. Но Крэбб смотрел на происходящее безучастно – как будто созерцал зрелище давно ему привычное и, более того, вполне естественное. Внезапно он вздрогнул всем телом и прошептал:

– Эверилл, бегите!..

– Я не уйду без вас! – отвечал я. – Я приехал за вами, и мы уйдем вместе.

Это был самый безумный поступок из всех, что я совершал в своей жизни. Я схватил Крэбба за руку и вместе с ним выскочил из дома.

– Я знаю короткий путь! – задыхаясь произнес он, но я отрицательно покачал головой:

– Полагаю, вы уже пытались спастись этим коротким путем, и у вас ничего не вышло. Мы пойдем по дороге.

Он не стал возражать, и мы побежали по центральной улице, мимо той самой церкви, где не было ни прихожан, ни священника. Когда мы приближались к островерхой крыше, Крэбб вдруг замедлил шаги, его лицо вновь покрылось потом, и он с ужасом взглянул вверх. Я проследил за его взглядом – мне почудилось, будто в маленьком оконце наверху мелькнуло чье-то лицо… Точнее говоря, я бы не поручился за то, что это именно лицо – наверху находилось светлое пятно, которое двигалось, останавливалось, исчезало и возникало вновь, – и вместе с тем меня не оставляло чувство, что я нахожусь под прицелом чьего-то внимательного взгляда.

Стоило мне об этом подумать, как вновь зазвонил колокол. Мы побежали что было сил: от страха ноги у меня подгибались, и мне казалось, что земля вот-вот бросится на меня – и поглотит.