Мы собираемся, предупреждаем бабулю и деда, и уходим к остановке. Долго ждем автобуса, а потом едем до города, где пересаживаемся на второй автобус и наконец добираемся до парка аттракционов. Он огромный. В нем есть и страшные аттракционы, и для малышей, и для общего досуга.

– Идемте покатаемся где-нить, потом поедим че-нить, – говорит Тёмка.

– Попкорн уже переварился? – спрашиваю.

– У меня растущий организм. Ем когда захочу! – шутит он.

Посмеиваясь, мы покупаем билеты на падающую башню, забираемся в машинки и катаемся на них. Тёмка таранит нас с Лёнькой до тех пор, пока в него не въезжает Зоря. Мы втроем преследуем его, и ему приходится вскинуть руки и сдаться. До кафе друзья покупают мороженое, а я замечаю, как Зоря посматривает на детей, покупающих сахарную вату.

– Хочешь? – спрашиваю.

Она косится на меня, улыбается и кивает.

– Идем, куплю, – беру Зорю за руку и веду за собой.

Вата оказывается огромной. Поначалу Зоря с наслаждением поедает ее сама, потом предлагает поделить между всеми. Вчетвером мы стоим вокруг ваты на палочке и щиплем ее, как верблюды травку.

– О-о, Лёнич, там тир! – восклицает Тёмка и поправляет бейсболку, держась за козырек. – Ну я щас устрою…

Он уверенно уходит, а Лёнька, обернувшись на нас, подмигивает мне и уходит следом. Я обожаю своих друзей, но и с Зорей хочется побыть наедине.

– Там фотобудка была неподалеку, – говорит она, словно читая мои мысли. – Давай запечатлеем сегодняшний день?

– Давай.

Мы заходим внутрь и садимся рядом. Сначала делаем обычное фото плечом к плечу, потом начинаем дурачиться: улыбаться, скашивая глаза, показывать языки, ставить друг другу рожки.

– Давай еще раз, – смеясь, просит Зоря. – Только посерьезнее.

На первом снимке я очень серьезен и немного напоминаю своего деда, на втором мы переглядываемся и держимся за руки так, чтобы их было видно в кадре. Затем она поворачивается ко мне и целует в щеку. Я собираюсь ответить тем же, когда она смотрит в камеру, и уже почти касаюсь ее щеки, когда Зоря слегка поворачивает голову. Часть моих губ накрывает ее губы, а часть – их уголок.

Слышится щелчок. Наши взгляды пересекаются, и мы отшатываемся, начиная поправлять одежду и волосы. Сердце бешено грохочет.

Кто-то отдергивает шторку.

– Я ж тебе говорил, что они здесь, – произносит Тёмка и втискивается в будку. – Посторонитесь-ка, будем все вместе фоткаться!

Едва Зоря успевает забрать распечатанные снимки и спрятать их в кармане джинсового комбинезона с шортами, как мы все вчетвером, вжимаясь друг в друга и всячески страдая, начинаем фотографироваться. Давка переходит в смех и дурачество, а в конце мы вываливаемся из фотобудки, чтобы вдохнуть воздуха и ощутить свободу.

– Вдвоем скучно фоткаться. Запомните, как легенды это делают, – поучает Тёмка.

* * *

Уставшие, вечером мы возвращаемся домой. Я выношу Зоре воду с лимоном, и мы опустошаем каждый свой стакан.

– У меня сейчас ноги отвалятся, – признается Зоря. – Я пойду, иначе останусь тут ночевать!

Она вручает мне стакан и торопливо отходит от забора. Оставляю стаканы на земле и спешу за ней. Поравнявшись, беру за руку.

– Я тебя провожу.

– Да не надо, у тебя тоже ноги болят…

– Зорь, рядом с тобой у меня ничего не болит.

Она косится на меня и издает короткий смешок.

– Скажешь тоже.

Мы идем до ее дома в тишине, наслаждаясь приятной компанией. Между нами висят невыраженные эмоции, которые мы испытали в фотобудке, но заговорить о них не решаемся. Может, еще рано для этого?

Остановившись у забора, Зоря достает фотографии и разделяет копии. Половину отдает мне. Убрав их, я протягиваю руки, чтобы, как обычно, обнять Зорю и постоять с ней так, но она вдруг отступает.

– Сень… – Зоря неловко разминает плечо пальцами, а ее глаза бегают по земле. – Что с нами будет?

– Ты о чем?

– Ну… Уже середина лета, а в конце августа ты поедешь домой.

Хмурюсь. Мне не нравится этот разговор. Я не хочу об этом думать.

– У нас есть еще полтора месяца.

– А что потом? – Зоря поднимает на меня напряженный взгляд.

Я моргаю, пытаясь понять, к чему она клонит.

– Ничего? – обиженно бросает Зоря. – Забудешь меня?

– Зорь, ты чего…

Впервые вижу ее такой. Сегодня ведь был замечательный день. Что на нее нашло?

– Скажи, что тоже каждый день скучаешь по мне? – губы Зори дрожат, она силится не заплакать.

– Я каждый день скучаю по тебе, – растерянно говорю я.

– Ты просто говоришь то, что я хочу услышать!

Ее слова сбивают меня с толку, и я молчу, глядя на нее.

– Я так и знала! – Зоря открывает калитку и заходит за нее. – Тебе все равно, что я останусь здесь навсегда! Ты уедешь и забудешь про меня. Вы все всегда так делаете!

Выплеснув на меня эмоции, Зоря убегает в дом. Я смотрю туда, где она скрылась, а потом поднимаю голову. В комнате на втором этаже вспыхивает свет. Зоря появляется в окне и задёргивает шторы.

Опустив голову, иду домой, размышляя над ее словами. Перед глазами все начинает размываться. Поднимаю руки и массирую веки. Устал, что ли? Когда отвожу ладони и открываю глаза, обнаруживаю на пальцах влагу. Касаюсь щек и осознаю, что успел прослезиться.

Иногда папа шутит, что спустя пятнадцать лет брака с мамой все еще не разгадал, чего хотят женщины, и что день моего рождения был для него самым счастливым, потому что если бы родилась дочь, он бы раскрывал эту тайну до конца жизни в одиночестве.

Теперь и я не понимаю, чего хочет Зоря. В конце августа произойдет то же, что происходит со мной уже пять лет подряд. Мы с друзьями соберем вещи, попрощаемся с бабушкой и дедушкой и поедем обратно. Точно с Тёмкой, насчет Лёньки не знаю, может, он снова в самолете полетит…

Хорошенько вытираю глаза, успокаиваюсь и возвращаюсь домой. Наспех перекусываю, приношу Тёмке ромашковый чай, который не забываю заваривать с того дня, как он сбежал на вокзал, и ложусь в кровать. Обычно в это время мы всегда переписывались с Зорей, но сейчас мне не хочется держать телефон и ждать от нее сообщений. И на фотографии смотреть не хочется.

* *