Когда Алейт вернулась в кабинет, муж смотрел в окно. Ей стало любопытно, что привлекло его внимание. Она подошла поближе и тут же в этом раскаялась. Перед входом в мастерскую стоял еврей. Вид у него был как никогда дерзкий.

Она не видела его уже несколько месяцев и сейчас почувствовала прежнюю ноющую боль в животе: еврей был по-прежнему красивым и сильным. Длинные темные волосы падали ему на плечи мягкими волнами, одежда была роскошной, движения — изящными. От него исходила твердая уверенность в себе.

Алейт заставила себя сохранять спокойствие, но ей снова непреодолимо захотелось вымыть руки. Она отошла от окна и хотела уже пойти в соседнюю комнату, но ее остановил голос мужа:

— Я попросил Великого Магистра позировать для меня.

— Для «Страшного суда»? — спросила Алейт еле слышно.

Йероен славился своей способностью писать несколько картин одновременно, но она думала, что сейчас муж работает только над заказом короля.

— Нет, для полотна «Святой Иоанн на Патмосе». Я буду писать святого с Великого Магистра. Кроме того, это он заказал картину.

Алейт не сразу восприняла новость. Ее сознание как будто погрузилось в облако тумана, и все казалось ей размытым и далеким.

Между тем госпожа Осс, не питавшая ни малейшей симпатии к еврею, забеспокоилась.

— Сударыня, — прошептала она Алейт на ухо. — Уже поздно. Нас ждут в церкви.

Все верно. Им надлежало отправиться в собор Святого Иоанна, на репетицию хора Братства Богоматери.

Алейт сказала об этом Йероену, но тот воспротивился ее намерению уйти.

— Ты ведь даже не видела «Страшного суда»!

В этот миг один из подмастерьев объявил о приходе еврея.

— Надеюсь, я вас не побеспокоил. — Он стоял на пороге и смотрел на Йероена с недовольством. — Я не знал, что у вас гости.

— Прошу вас. Жена как раз уходит.

Еврей поздоровался с ней официально, Алейт холодно ответила ему. Потом госпожа ван Осс помогла ей надеть тяжелое пальто, подшитое мехом, и женщины покинули мастерскую.

Оказавшись наконец на улице, Алейт, несмотря на протесты госпожи ван Осс, решила не ходить на репетицию хора, быстрым шагом пересекла площадь и вернулась домой. Ей не терпелось запереться в своей комнате и подумать.

Однако в доме стоял переполох: служанка опрокинула кастрюлю с супом, стоявшую на огне, повариха была вне себя от гнева, потому что пошла прахом вся ее утренняя работа. Алейт накричала на служанку, несколькими словами утешила повариху, а потом, сославшись на сильную головную боль, выпроводила госпожу ван Осс и закрылась в комнате.

Шторы были занавешены. Алейт раздвинула их, чтобы впустить свет, и села перед картиной, которая занимала все ее мысли. Осторожно потрогала пальцами холст с необычными яркими красками, на котором невероятное количество мужчин и женщин, парами или группами, предавались плотским утехам, и ей показалось, что она снова видит оргию адамитов в подвале дома еврея.

Картина называлась «Сад земных наслаждений» и теперь висела в комнате Алейт рядом с постелью, хотя это и была центральная часть заказанного евреем триптиха. Йероен повесил полотно сюда, когда жена заболела. «Чтобы развлечь», — сказал он и оказался прав. Картина полностью поглотила внимание Алейт.

Сначала, когда прошло первое смущение при виде множества фигур, лихорадочно движущихся во всех направлениях, ее поразили яркие краски.

Муж при подготовке покрыл доски слоем мела, на который накладывал блестящий лак алого цвета. А потом на этой основе он писал картину, и краски приобретали удивительное сияние. Иногда, чтобы сделать фигуры особенно яркими, Йероен размешивал краску кисточкой, смоченной в побелке. В итоге возникал эффект зернистости, благодаря которому персонажи выделялись на основном фоне.

Контраст между розовым, кораллово-красным и оттенками голубого на картине был резким, но приятным. Тони зеленого, особенно коричневато-нефритовый, казались живыми.

Изумление от цветовой алхимии сменилось смятением Алейт заметила, что картина представляет собой скопление экстатически переплетенных тел. Она не могла сдержать возбуждения, хотя и делала все, чтобы запретить себе эти грешные чувства.

Полотно являлось прямым доказательством того, что муж отлично знал о происходящем на собраниях адамитов. Алейт спросила Йероена, где он черпал вдохновение для написания таких сцен безудержного сладострастия. Он, нимало не смутившись, с каменным лицом ответил ей, что ходил в пользующиеся дурной славой общественные бани, где мужчины и женщины мылись вместе.

Алейт сделала вид, что поверила ему, но в глубине буквально кипела от негодования. Очевидно, что в банях, как бы отвратительны они ни были, не могли происходить непристойности, подобные изображенным на картине.

В центре полотна располагался пруд, вокруг которого на пантерах, медведях, единорогах и других животных скакали нагие люди. Алейт сосчитала всех: их было восемьдесят девять, и поза одного из них заставила ее покраснеть до корней волос. А в пруду купались тридцать две женщины, на головах которых сидели павлины, вороны, ибисы, лежала мертвая рыба.

Муж объяснил Алейт, что это источник вечной молодости, а в верхней части картины, посреди другого пруда, бьет фонтан прелюбодеяния, и в нем корчатся развратники. Их она тоже посчитала: десять человек сидели на фонтане, пятьдесят семь купались в пруду.

Под источником вечной молодости расположились десятки любовников. Одни в сладострастных позах, другие склонялись над бутонами цветов или собирались съесть сладкие ягоды, гигантскую ежевику или клубнику. Последняя, символ похоти, была в изобилии рассыпана по полотну. Любовники входили в большие тыквы, одна пара соединялась в громадной раковине, служившей им брачной опочивальней.

А еще ниже, на левом краю полотна, виднелась группа из шести человек, среди них — юный нубиец. Над ними возвышалось странное растение — то ли ананас, то ли прозрачная сфера. Внутри сферы находилась влюбленная пара, готовая предаться страсти. У девушки были длинные светлые волосы и гибкое тело Катарины. Алейт захотелось стереть эту фигуру с картины. То была единственная фальшь в совершенном произведении. Муж придал нежные, милые черты существу, коварному, как змея.

Она отвела глаза и стала рассматривать группу фигур на первом плане. Справа выделялись две женщины с бритыми головами — по-видимому, монахини. У третьей, напротив, были очень густые волосы. Рядом с ними, внизу, на пороге пещеры, вход в которую прикрывала хрустальная плита, лежала белокурая женщина с яблоком в руках. За нею виднелась единственная одетая фигура на всем полотне.

Разглядывая ее, Алейт невольно вздохнула: высокий лоб, прядь волос, углом лежащая посреди лба, черные, как преисподняя, глаза — это, несомненно, был портрет еврея. Указательный палец его правой руки был направлен на лежащую белокурую женщину. За спиной еврея стояла еще одна удивительная красавица. Круглое лицо, обрамленное черными кудрями, мягкий, влажный взгляд отличали ее от других женщин на картине. Она прислонила головку к голове еврея в знак близости между ними. Вне всяких сомнений, они были парой. Мужем и женой.