– Она мне звонила, – хриплым больным голосом сказала она.

– Кто?

– Лина.

Я разинула рот от удивления.

– И что она сказала?

– Чтобы я не беспокоилась. Что она займется Пеппе и Джанни.

– В каком смысле займется?

– Не знаю. Но раз пообещала, значит, найдет возможность помочь.

– Уж это точно! Можно не сомневаться.

– Я ей верю, она свое дело знает.

– О да.

– Видела, какая она красавица?

– Да.

– Сказала, что, если родится девочка, назовет ее Нунцией, как мать.

– У нее будет мальчик.

– А если девочка, будет Нунция, – повторила мать, не глядя на меня и рассматривая других пациентов в приемной.

– У меня точно будет девочка, по животу видно.

– И что?

– И я назову ее в честь тебя, – выдавила я. – Не сомневайся.

– Как же, конечно. Сынок Сарраторе ее в честь своей матери назовет! – проворчала она.

Я убеждала ее, что никто не собирается отдавать Нино право выбирать имя ребенку; в те дни меня от одной мысли о нем душила злоба. Под предлогом вечной занятости он исчез из нашей жизни. Но именно в тот день, когда я дала матери это обещание, Нино вдруг заявился к нам вечером. Он улыбался и делал вид, что не замечает моей угрюмости. Поужинал с нами, сам вызвался уложить Деде и Эльзу, шутил с ними и рассказывал им истории, пока они не уснули. У меня от его веселости настроение испортилось еще больше. Вот так, заглянул на ужин, чтобы снова исчезнуть бог знает на сколько. Чего он боится? Что у меня начнутся схватки, когда он здесь, в моей постели? Боится, что придется везти меня в роддом? Или позвонить Элеоноре и сказать: «Прости, но я должен остаться с Эленой: она рожает моего ребенка»?

Девочки уснули, Нино вернулся в гостиную. Он был очень ласков, вставал передо мной на колени, целовал в живот. Почему-то мне вспомнился Мирко: сколько ему уже? Лет двенадцать?

– Ты что-нибудь знаешь о своем сыне? – спросила я Нино без всяких предисловий.

Он меня не понял, подумал, что я говорю о ребенке, которого ношу в животе, и растерянно улыбнулся. Тогда я уточнила вопрос, с удовольствием нарушив данное самой себе обещание не обсуждать с ним дела давно минувших дней.

– Я про ребенка Сильвии, Мирко? Я его видела: как две капли воды похож на тебя. Ты о нем хоть иногда вспоминаешь? Или совсем забыл?

Он нахмурил брови, поднялся с колен и пробормотал:

– Я иногда не знаю, как себя с тобой вести.

– В каком смысле?

– Ты ведь умная женщина, но порой тебя как будто подменяют.

– Кем же? Безрассудной дурой?

Он улыбнулся и махнул рукой, будто отгонял назойливое насекомое.

– Ты слишком много слушаешь Лину.

– При чем тут Лина?

– Она тебя портит: и голову, и сердце.

Эти слова окончательно вывели меня из себя.

– Я сегодня сплю одна, – объявила я.

Он не возражал. Изобразил невинность, смиренно принимающую несправедливость этого мира, и скрылся за дверью.

Два часа спустя, кружа по дому без сна, я почувствовала легкие спазмы, похожие на менструальную боль. Я позвонила Пьетро, зная, что он работает по ночам: «У меня начинаются схватки, приезжай завтра за Деде и Эльзой». Не успела я положить трубку, как по ногам потекла теплая жидкость. Я схватила заблаговременно собранную сумку со всем необходимым, кинулась к соседской двери и не отпускала палец с кнопки звонка, пока мне не открыли. С Антонеллой у нас давно все было оговорено, поэтому даже заспанная она не растерялась.

– Мне пора, девочки на тебе, – сказала я ей.

Вся моя злость и все тревоги разом отступили.

22 января 1981 года я в третий раз стала матерью. У меня не осталось особенно болезненных воспоминаний и от первых двух родов, но эти, вне всякого сомнения, были самые легкие: они показались мне скорее освобождением. Акушерка хвалила меня, радовалась, что я не доставила ей никаких хлопот. «Все бы были такие, как ты! Ты просто создана производить на свет детей! – сказала она и прошептала мне на ухо: – Нино ждет за дверью. Это я ему позвонила».

Новость меня обрадовала, но еще больше я радовалась тому, что больше не испытываю никакой злости. Как будто я разрешилась не только от бремени, но и от одолевавшего меня в последние месяцы недовольства. Хорошо снова быть добродушной! Я с нежностью смотрела на только что появившуюся на свет девочку: три килограмма двести граммов, лысенькая, кожа темно-лиловая. Я немного привела себя в порядок и позвала Нино. «Ну, теперь у тебя целых четыре девчонки: если сбежишь от нас, я пойму» – пошутила я, когда он вошел. О нашей ссоре накануне я не вспоминала. Он обнял меня, поцеловал, поклялся, что жить без меня не может, и подарил мне золотую цепочку с подвеской – я была в восторге.

Как только я почувствовала себя лучше, позвонила соседке. Пьетро, как всегда верный чувству долга, уже приехал. Я поговорила с ним; он вместе с девочками собирался навестить меня в клинике. Он передал им трубку, но они были так счастливы приезду отца, что на мои вопросы отвечали односложно и явно торопились закончить разговор. Я попросила бывшего мужа на несколько дней забрать их во Флоренцию. Он был само внимание, и мне очень хотелось поблагодарить его и сказать, что я его люблю. Но под ревнивым взглядом Нино я передумала.

Потом я позвонила родителям. Отец держался холодно: то ли засмущался, то ли по привычке ждал от меня неприятностей, то ли наслушался от братьев, что я сую нос в их дела, хотя к своим их и близко не подпускаю. Мать захотела немедленно увидеть внучку: я еле ее отговорила. Затем я набрала номер Лилы. «У тебя всегда все как по маслу, – сказала она весело, – а я сиди и жди». Желания приехать в клинику она не выразила – наверное, было много работы. Но это ничуть не испортило мне настроения. «Все отлично», – подумала я и заснула.

Я проснулась в полной уверенности, что Нино уже ушел, но он все еще сидел у меня в палате. Он успел побеседовать со своей подругой-врачом и разузнал о процедуре признания отцовства. Судя по всему, его нисколько не заботило, как на это отреагирует Элеонора. Когда я сказала, что хочу назвать дочку в честь матери, он не возражал и даже обрадовался. Едва я оправилась после родов, мы отправились в муниципалитет, чтобы узаконить создание, выбравшееся из моего живота, и зафиксировать, что его зовут Иммаколата Сарраторе.

Нино вел себя образцово. Зато я от волнения запуталась, сначала заявила, что я жена Джованни Сарраторе, потом поправилась и уточнила, что состою в раздельном проживании с Пьетро Айротой; я громоздила имена и фамилии, напустив жуткого туману. Но мероприятие мне все равно очень понравилось: я снова поверила, что стоит набраться немного терпения, и семейная жизнь у меня наладится.