метался от тела под ногами к Моране и Ене, которые наклонялись, хватали сохранившиеся нити где-то в районе шеи и тянули вверх. Ена замерла, глядя, как Алай наклонился к чужой шее, обожжённые руки коснулись окоченелой кожи, но ничего не произошло. Он попробовал снова, но его пальцы не могли поддеть нить. Или же…

– Ты их не видишь, – поняла Ена, неожиданно осознав, что это неподвластно всем богам – похоже, лишь Моране и теперь ей, потому что богиня зимы и смерти дала ей эту возможность.

Алай уставился на девушку во все глаза, ощупал своё горло.

– Они в шее, идут вдоль позвоночника, – подсказала Ена.

Рука царевича безвольно опустилась, но после он бросился к телу слева, вновь попробовал достать нити. Затем направился к следующему и опять к другому. Даже Морана заинтересовалась его метанием. На лице Алая недоумение сменилось слабым раздражением. Он хотел помочь, но не мог и всё равно упорно пытался. Ена окинула взглядом ожидающую их работу. Около пяти десятков мертвецов. Не так уж и много: поясница вряд ли начнёт болеть, но руки окоченеют. Морана так и не создала отдельного плаща для Алая, намеренно пыталась проучить царевича и Ену за неподчинение и попытку обмануть законы мира. Живущим под землёй нет места на её поверхности. Алай упрямился, Ена его поддержала.

Она уже привыкла к постоянному сопровождающему холоду без плаща, но руки держала в карманах, чтобы не обморозить под ветром. Она бегло осмотрела тела, раздумывая поискать какую-нибудь тёплую накидку в чужих домах.

Ена заметила хорошо сохранившийся дом, но дверь была разломана. Рядом высилась амбарная пристройка. Уверенная, что здания соединены проходом, она дёрнула двери амбара на себя, но те лишь натужно заскрипели и не поддались. Следующие две попытки не дали нужных результатов.

– Разбухли и примёрзли. Давай вместе, – сказала Морана, схватившись за вторую створку.

На первый рывок двери затрещали, а на второй их выломала изнутри толпа мертвецов, которая набросилась на створки с такой силой, что богиня с Еной упали, не готовые к толчку. Ена попыталась отползти, но нечисть, толкаясь, ринулись к ней. Один рухнул на ноги, другой сверху. В горле Ены застыл крик, когда один из мертвецов зубами вцепился ей в сапог, благо кожа оказалась плотной и прокусить не удалось. Зубы другого мертвеца клацнули в опасной близости от её лица: Алай за волосы вовремя отбросил мёртвую женщину подальше от Ены. Не мешкая, он оторвал и того, что пытался прогрызть её обувь, пинком скинул мертвеца с Мораны, а когда увидел, что один из упырей впился ей в руку до крови, вовсе рассвирепел и голыми руками разорвал мертвецу челюсть, чтобы разжать его зубы.

Из амбара вывалила пара десятков покойников, местами виднелись бинты. У кого-то был перевязан торс, у других голова или конечности. Были как мужчины, так и женщины с детьми. Похоже, в амбаре оставили тяжело раненных, не способных уйти с живыми, и без помощи они там умерли и застряли. К горлу подкатил тошнотворный ком от неприятных запахов из амбара. Там было теплее и гнили тела быстрее. Алай сбросил плащ Ены, когда мертвецы попытались задержать царевича, вцепившись в ткань. Морана вскочила на ноги и подхватила Ену, вынуждая подняться. У девушки тряслись ноги, она едва могла моргать, во все глаза глядя на красную кровь Мораны. Та обильно сочилась из ран на предплечье, капала на землю и сразу застывала морозным узором. Ена впервые воочию увидела, что Морана сама не менее уязвима, чем она или Алай.

Закатные лучи солнца начали беспощаднее жечь оставшегося без плаща царевича подземного царства, но он не обращал внимания, стремительно отбиваясь от мертвецов и не позволяя им приближаться к Ене с Мораной. Внезапно Алай развернулся к Ене, схватился голой рукой за её серп и дёрнул, порезав свою руку. Ена не успела ахнуть, как его кровь превратилась в теневой дым, вытянулась, принимая форму меча, и резко затвердела, напомнив чёрную сталь. Один мощный взмах, и голова мёртвого мужчины отлетела в сторону. За ней последовала другая голова, потом третья, четвёртая, пятая…

Алай целенаправленно рубил по шеям, и мертвецы наконец падали, прекращая двигаться. Ена с изумлением глядела, как оставшиеся нити жизни гасли, разрезанные его чёрным лезвием. Прошло совсем немного времени, как вернулась умиротворяющая, вечерняя тишина и пение птиц. Алай замер, а его меч исчез, лишь рана на ладони осталась слабым напоминанием о произошедшем.

– Молодец, – похвалила Морана. Она улыбалась, хоть и придерживала раненую руку. Кровь более не сочилась, кажется, даже раны перестали выглядеть настолько плохо, как было вначале. – Я уже думала, что ты не догадаешься, как их резать.

Алай не выглядел воодушевлённым ни похвалой, ни открытием. Он смотрел на Морану хмуро, не поддерживая восторга. Его взгляд опустился к её раненому предплечью, губы искривились в недовольной гримасе, в глазах сохранился недавний гнев. Ничего не ответив, он отвернулся. В его руке снова появился меч, созданный то ли из крови, то ли из плотного сумрака. Царевич уверенно подошёл к ближайшему трупу на улице и с размаху отрубил голову, затем перешёл ко второму и повторил. Он не стал действовать аккуратно, а рубил головы наверняка, тем самым разрезая нити и убеждаясь, что ни один из мертвецов в округе более не встанет. Гнев читался в каждом размашистом взмахе клинка, Алай злился.

Ена понимала произошедшее и его реакцию, а вот Морана наблюдала за царевичем с искренним изумлением, будто никак не могла взять в толк, почему её похвала в этот раз не сработала так, как она ожидала. Вероятно, думала, что Алай улыбнётся, обрадуется, но тот лишь разозлился, что она не объяснила раньше. Рокель и Зоран тоже злились, понимая, что могли избежать пережитого страха, знай они нужную информацию чуть раньше.

* * *

Они остались ночевать в одном из заброшенных домов той самой деревушки. Алай успокоился только спустя пару часов после захода солнца, когда отрубил голову каждому трупу. Рана Мораны затянулась, она использовала магию, чтобы вернуть своему сарафану прежний, не порванный, вид. Богиня продемонстрировала всё Алаю, и вновь пришла в недоумение, когда он нахмурился и обиженно отвернулся, сев подальше на одну из старых лавок. Морана зажгла огонь в печи, и скромное помещение быстро наполнилось теплом. Правда, ни оно, ни даже разные созданные угощения не смягчили настроения царевича. На богиню он глядел без былого гнева, но с обидой. Ена молчала, сомневаясь, что стоит вмешиваться. Она нутром чуяла неясную связь между ними, но никак не могла сообразить, в чём дело.

Морана создала ещё несколько угощений, которые Ена приняла,