В одиннадцать часов мы пошли провожать Лёню до метро «Маяковская». Мы идём ПРЯМО ПО САДОВОМУ КОЛЬЦУ. Москва уже спит перед рабочим днём. Поэтому машин практически нет…

Юра Богатырёв – уникальный артист. Артист, который мог всё – спеть, как оперный певец, станцевать, как артист балета, сыграть «супермена» в боевике или Клеона в «Тартюфе» (эта роль была из гениально сыгранных им в последние годы во МХАТе).

В картине «Мой папа – идеалист» мы снимались вместе. Юра очень точно и тонко сыграл сына героя, сыгранного Стржельчиком, – молодого врача-скептика, практика, не понимающего и не принимающего романтичной сентиментальности отца. Но к концу фильма обстоятельства его преображают. На эту роль сначала был утверждён хороший артист, красавец Саша Мартынов, но что-то в нём режиссёра Владимира Бортко не устроило, и он пригласил Юру Богатырёва. Здесь попадание было в десятку!..

Мы с Юрочкой дружили. Он жил после окончания Щукинского в театральном общежитии рядом с Кремлём – в этом доме раньше жила Инесса Арманд! До Суворовского бульвара, где я жила, идти было минут десять медленным шагом. И Юрочка приходил часто – и просто так, и когда на душе было тяжело. Он мог разбудить меня телефонным звонком и спросить: «Натульчик! Ты дома? Можно я зайду с бутылкой водки? Мне плохо…» И, хотя на часах было «три пополуночи», я говорила: «Конечно, Юрочка, заходи!» И он приходил. Иногда плакал и делился своими горестями. Я слушала, выпивала с ним тоже пару рюмок, хотя утром мне нужно было отправлять маленького сына Васю в школу, а самой бежать на репетицию в театр…

Потом я переехала на Смоленскую набережную. Родился Саня. А Юрочка получил квартиру на Гиляровского. И это наконец-то собственное жильё стало его бедой: пользуясь его добротой и мягким характером, в доме всё время паслись странные люди, часто спаивающие его. Хотя пить ему было нельзя – сердце, сосуды, давление…

Он звонил мне и говорил: «Натульчик! Мне так плохо!» Я звала его приехать. Но он отвечал, что «как-нибудь попозже, когда ребёнок немножко подрастёт» (хотя Сане было уже почти три года!). Он был деликатен: он понимал, что мне непросто, и не хотел меня обременять своим визитом и своими проблемами…

Юрина смерть стала для всех шоком. Хотя в последние годы мы все понимали, что к этому идёт…

2 марта 1988 года нашему Юрочке исполнилось бы 42 года. Но он не дожил до этого дня ровно месяц. Он умер 2 февраля. И многие из нас, его сокурсников, расстались с иллюзорной надеждой на то, что «самое главное – впереди!..». Завтра… «Нет! – жестоко сказала нам жизнь. – Уже давно идёт счёт тому, что сделано!..»

А наш Юрочка успел много, намного больше нас. Он, несомненно, был самым талантливым на курсе – это не запоздалая щедрость вслед умершему. Он действительно был талантлив всесторонне: актёр, художник, музыкант, певец. Но самое главное, он был талантливым ЧЕЛОВЕКОМ: нежный, добрый, красивый и беззащитный. Юра был необыкновенно чутким – к боли, к красоте. Он умел сочувствовать…

Юрочка ушёл из жизни первым с нашего большого курса. Он лежал в гробу, по-детски надув свои пухлые губы, как будто обижаясь на то, что он уходит, а мы остаёмся…

И хотелось сказать ему, чтобы он услышал: «Юрочка! Не надо на нас обижаться! Мы – взрослые дураки. Мы погрязли в своих заботах и суетных проблемах…

На самом деле все мы страдаем от одиночества и непонимания, так же, как страдал и ты. Мы мучаемся от отсутствия настоящего творчества, мёрзнем от нехватки понимания и тепла…

У нас такая профессия – ждать милости и понимания от режиссёров, партнёров, администраторов, а потом – от зрителей…

И у нас, актёров, такая природа – нам хочется, чтобы нас любили…

Да, Юрочка, нельзя „терпеть друг друга“ – нужно СЛЫШАТЬ ДРУГ ДРУГА!..

Юрочка! Вот мы, твои сокурсники, стоим растерянные и потерянные на кладбище, прощаясь с тобой. И такие же потерянные мы в этой жизни: она оказалась такой сложной!..

Через месяц мы соберёмся, чтобы отметить твой день рождения. Не обижайся на нас, Юрочка! Прости…»

Никита Сергеевич Михалков, любимый режиссёр Юрочки, сказал на панихиде: «Умер великий русский актёр…» Это так.

Возвращаюсь в те времена, когда все ещё были живы. А мы пытались постичь профессию актёра в Щукинском училище, или, как его зовут студенты и выпускники – Щуке.

На первом курсе мы собирались все вместе на дни рождения, шумно отмечали праздники. Но традицией на всё время учёбы общие «посиделки» не стали. Как ни парадоксально, ко второму году обучения курс разбился на группы – «талантливых» и не очень (глупость, конечно, – как можно это определить на начальном этапе: даже опытные педагоги ошибаются!), «лириков» и скептиков…

Единственной традицией осталась подготовка к экзаменам – так было удобней готовиться и сдавать: темы распределялись, и тот, кто подготовился, рассказывал всему курсу, ну, и шпаргалку заготавливал – одну на всех. Собирались мы обычно у Кости Райкина – жилплощадь позволяла; или у Володи Тихонова – у него мама, Нонна Викторовна, чаще всего была в отъезде. Постепенно всё скатилось к тому, что наиболее усердные готовились практически по всем темам, а остальные «квасили» «портвешок», а потом засыпали до тех «лучших времён», когда «зубрилы» разбудят их и начнут объяснять разобранную тему.

Как вы понимаете, я относилась к категории «наиболее усердных». Видимо, все считали, что – ну, нравится мне учиться!!! Вообще-то, доля истины в этом была – хотя «зубрить» мне, конечно, не сильно хотелось…

А довольно большая часть сокурсников считала, что почти все предметы по общему образованию – ни к чему. Мастерство актёра – это да! А остальное – пустая трата времени. Я даже не спорю – логика в этом есть. Но кто знает, как сложится жизнь и что в ней пригодится. Я вот, например, была убеждена, что математика мне никогда не пригодится, а потом страдала, что после 6-го класса я старшему уже не могла помочь в приготовлении заданий. Правда, с младшим я напряглась и умудрилась доползти до 8-го класса – обучалась вместе с ним. Другой вопрос, что ни мне, ни сыновьям – знания по математике никогда (по крайней мере, до сих пор) не пригодились. Правда, «ещё не вечер»…

Вспомнила сейчас забавную историю с Ларисой Халафовой, нашей красавицей из Баку, – я о ней уже немножко рассказывала. Она, конечно, себя не утруждала подготовкой к экзаменам и верила в «авось», который её всегда вывезет. И вот перед экзаменом по литературе, в тот момент, когда я уже собиралась войти в аудиторию, ко мне подлетает запыхавшаяся, испуганная Лариса, хватает меня за руку и трагическим басом просит: «Наташа! Умоляю! Быстренько расскажи мне краткое содержание „Войны и мира“!!!»

Тогда нас всех эта история очень развеселила. А ведь сейчас «адаптация» великих, но объёмных произведений шагнула и в наше образование из далёких америк. И в пособиях по подготовке к экзаменам по литературе есть (о, времена!) «краткое содержание „Войны и мира“», которое бы так пригодилось тогда моей экзотической сокурснице…