Вольдемар тихонько муркнул, стек на пол и остановился у двери, поглядывая на нее. Лука спрыгнула с подножки вагончика. Толкнула створку. За спиной поезд прощально загудел и укатил в темноту. Впереди маячил призрачный свет. Мерцающей дорожкой падал на камень, указывая путь. Кот первым ступил на него. Сияние сделало его похожим на привидение, но он никак не походил на Стражей Эммы Висенте – ни ртутно-синего блеска, ни смешных «металлических» крыльев за спиной. Красный контур кошачьего тела был повторен голубым, словно в одном коте прятался другой, синхронно повторяющий движения первого. Какая-то мысль мелькнула у Луки и тут же пропала – девушка ступила в свет и начала светиться сама. От рук и одежды сияние исходило как пар, кожа казалась полупрозрачной. Все это сильно напоминало сюрреалистический сон, однако пол ощутимо холодил ступни даже сквозь подошвы тапочек, а от древних стен резко пахло стылым камнем.

Но внезапно холод кончился: Лука шагнула через высокий порог и оказалась в круглом помещении, наполненном светом факелов и сотен свечей, стоящих на каменных выступах стен. В центре, в бочке, торчало белое разлапистое растение, больше похожее на скелет и украшенное лампадками из разноцветного стекла. Вокруг него на некотором отдалении возвышались высеченные из камня кресла. Одно пустовало. В другом клубилась странная полупрозрачная субстанция, напомнившая Луке показанную Яром на кладбище претку. Остальные были заняты.

– Встань рядом с лозой, дитя, – прозвучал хриплый, но сильный голос.

Говорила смуглая пожилая дама, одетая в черное широкое платье и закутанная в цветастую шаль. На худых запястьях – массивные золотые браслеты, на высокой скульптурной шее – многочисленные мониста. Непонятно, как и носить-то такую тяжесть!

– Мулло пусть остается с тобой!

Вольдемар прижал уши и заворчал.

– Цыц! – прикрикнула она на него. – Не твое место и не твой вопрос!

Лука на всякий случай вновь взяла кота на руки и подошла к бочке. Вблизи растение еще сильнее напоминало белую кость, иссушенную ветром и временем. Неприятное зрелище.

– В 1165 году эта лоза понесла плоды, – заметив ее взгляд, заговорила дама, – она была сильна и упорна, тянулась к свету, питаясь соками земли Риоха-Алавеса. Только филлоксера смогла убить ее, и случилось это лишь в 1865-м. Она стоит здесь как символ.

– Символ чего? – уточнила Лука. Она бы еще спросила – кто такая филлоксера, но понимала, этот вопрос сейчас не главный.

Собеседница улыбнулась.

– Того, что рано или поздно все заканчивается. Помолчи и дай посмотреть на себя!

Лука прищурилась на взгляд глубоких темных глаз, но промолчала. Что ж, пусть они смотрят на нее, а она пока посмотрит на них!

Разные, как стихии, и такие же опасные. Женщины – и ни одного мужчины. Четыре явные азиатки, три темнокожие, с неодинаковой степенью черноты кожи – от коричнево-шафранового до иссиня-черного, остальные светлокожие, но непонятно откуда. В разнообразных одеяниях – как современных, так и явно традиционных. Пустое кресло тревожило взгляд. Так нарушает покой внезапно занывший зуб. А в кресле с туманной сущностью неожиданно обнаружилась еще одна женщина – полупрозрачная. Несмотря на эфемерность, четкие сияющие линии – словно кто-то рисовал голубой и золотой красками – позволяли разглядеть не только ее одеяние, но и черты лица. Заметив, что Лука разглядывает ее, она озорно улыбнулась.

«У меня сегодня день рождения, – раздался в голове у девушки голос, – а ты – мой подарок!»

«Ну вот еще, – фыркнула Лука, крепче прижимая к себе кота, – не собираюсь быть чьим-то подарком!»

«С характером? – вмешался другой голос. – Это неплохо! Мирела, я – за!»

«Упряма, скрытна и злопамятна… – задумчиво добавил еще один. – Я – против!»

«Несдержанна! Против».

«Девушку никто не учил, а ошибки расстраивают ее! Я – за!»

Они обсуждали Луку беззвучно и так, словно ее здесь не было. Вспоминали случаи из детства, шалости и провинности, тайные мысли, которые есть у каждого и которых каждый стыдится, добрые дела и слова, происшествия во снах, лужу с живыми облаками и головастиков из глины, ласковый язык огня в печи и… трагедию, произошедшую с братом.

Осознав, что они знают про нее ВСЕ, Лука решила, будто попала на Страшный суд, и ЭТИ сейчас решают, куда определить кандидатку: в рай или в ад. Последнее, скорее всего! Кошачье тело на руках тоже было напряжено. Вольдемар странным судиям не доверял и готов был биться за хозяйку до последнего. Непонятно, кто кого из них успокаивал больше – Лука, нервно почесывая кота за ушами и прижимая к себе, или Вольдемар – тихонько мурлычущий и ободряюще втыкающий когти в ее плечо.

– Мы можем спорить до хрипоты, – вслух сказала Мирела и зябко запахнула шаль. Мониста устало звякнули. – Эммы нет, значит, кворум не соблюден. Но ждать мы не можем – Альберран решила покинуть этот мир, а желание духа – закон! Нужно принимать решение!

– Сестры позволят мне сказать?

Лука вздрогнула. Ее будто током прошило – так звучал в реальности голос призрачной Альберран. Сразу вспомнилась слышанная где-то фраза: «По ком звонит колокол? Он звонит по тебе!»

– Говори, – за всех ответила Мирела.

– Девушка необразованна, но мы все видели, как чутко она воспринимает погрешности бытия. Она может сколько угодно ошибаться в личной жизни, однако на них реагирует верно! Кто из вас, сестры, может сказать обратное?

Ответом было молчание.

– Как и положено, я провела слияние со всеми кандидатками в ковен, – продолжила Альберран. – С этой девушкой мы пробовали целительство, подвернулся подходящий случай – молодой ведьмак, зараженный ядом альгуля. Опыт оказался самым удачным из всех. Кроме того, она молода, а значит, у нее будет много времени на обучение и приобщение к мудрости. Я за то, чтобы дать ей шанс!

– Сестра, мы всегда уважали и уважаем твое мнение, – церемонно склонив голову, заговорила одна из азиаток, сидящих напротив, – но голоса разделились поровну. Голосовать без Эммы при равном разделении голосов нельзя, так же как и ждать, когда она сможет явиться перед нами в свой день рождения – в сорок дней со дня смерти. Я предлагаю рассмотреть другую кандидатку!

Лука смотрела на нее в некотором обалдении. Слова звучали не на том языке, который был ей родным, но она понимала их! Знание пришло неожиданно – каждая из присутствующих говорила на своем наречии, однако это не доставляло им проблем в общении.

Альберран поднялась. Странно смотрелась призрачная фигура, висящая в воздухе. Ног у нее не было – тело развеивалось в светящийся шлейф где-то на уровне бедер.

– Я прошу ковен об Испытании души! – негромко сказала она, но слова гулко разнеслись по залу, отразились от стен, загудели погребальными колоколами.

Сидящие переглянулись. Мирела наклонилась вперед, и мониста недовольно звякнули.

– Чью жизнь ты готова поставить на кон, Альберран? – спросила она.