внешности, когда-то согрешила с ирландцем или немцем. Отца своего он не помнил, да и мать его не помнила тоже. Приблизившись, он почтительно склонил голову и поздоровался:

– Здравствуйте, дон Томмазини.

– Давно не видел тебя, Валентино. Как жена? Как дети?

– Молятся о вашем здоровье.

– О моём не надо, – улыбнулся дон. – Пусть они твои грехи замаливают перед Господом. Сколько их у тебя?

– Чего? Грехов?

– Нет, – рассмеялся мафиози. – О грехах ты чертям расскажешь, а не мне. Я про детей спрашиваю.

– Шестеро.

– Так было же пятеро?

– Шестой родился три дня назад.

– Да? – удивился Томмазини и, бросив недовольный взгляд на консильери, спросил: – А почему я до сих пор об этом не знаю, Альберто?

– Я как раз сегодня и собирался вам сообщить.

– Собирался, но не сделал, – качая головой, произнёс глава «семьи».

– Я буду просить вас, дон Томмазини, стать крёстным отцом моего последнего ребёнка.

– Это большая честь для меня, Валентино. Хорошо. – Он покрутил в руке серебряную ручку трости и спросил: – Ты за этим и пришёл ко мне?

– Не только, дон Томмазини. Сегодня мне протелефонировал человек из Агентства газетных вырезок. Его зовут Мейер Вульф, тамошний бухгалтер. Он поведал, что к ним в контору явились два заказчика из Европы. Они интересовались информацией о хозяевах Бруклинского порта и конкретно вами. Кроме того, они просили собрать сведения об убийстве лидера профсоюза докеров Бруклинского порта Мэтью Хилла, а также им нужны были вырезки о любых событиях, произошедших на Сорок второй улице и Пятой авеню 5 октября этого года, то есть когда прикончили Мэтью.

– Имена, фамилии, адреса, где они живут, установлены?

– Квитанцию заполнили только на одного – это некий Ардашев. Он поселился в «Галифаксе». У него пятьдесят шестая комната. Прибыл из Чехословакии, но фамилия русская. С ним ещё кто-то. Но второго я не стал устанавливать, пока вы не распорядитесь.

– Ты поступил правильно, – одобрительно кивнул дон. – Этим пусть занимаются другие. Твоё дело – собирать дань. Что ещё им было надо?

– Они хотели узнать, какая была погода 5 октября.

– Погода?

– Да.

– Зачем им погода?

– Я не знаю.

– Хорошо. Ступай. Мы разберёмся.

– Всего доброго, дон Томмазини.

– До свидания, Валентино.

Когда посетитель удалился, дон Томмазини посмотрел на консильери и спросил:

– Тебе всё понятно?

– Я займусь ими и выясню, под кого они роют.

– Да. И вели принести мне чашку кофе.

Альберто Риццо кивнул и зашагал в дом.

Дон Винченцо Томмазини поднял к небу глаза, будто собираясь молиться. Но нет, его взор вновь привлекли облака. Теперь они уже не казались дромадерами, а были похожи на овечек. И брели гуртом. «Так и люди, – грустно подумал глава „семьи“, – стадо. И мы за ним смотрим. Но иногда для пользы всей отары приходится резать заблудших баранов. Тут уж ничего не поделаешь. Господь так решил».

Глава 17

Слуги дьявола

Энтони Кавалли гнал «Фомаг» по ночному шоссе к Бруклинскому порту. Ему казалось, что огонь фар встречных автомобилей – это не фары, а трассирующие пули, летящие из чужого окопа. Невольно хотелось от них увернуться или съехать на обочину. Угнанный немецкий грузовик отлично держал дорогу. Трое мексиканцев с побитыми физиономиями подпрыгивали на кочках, сидя в тентовом кузове.

Этих придурков Энтони нашёл на петушиных боях. Вернее, они сами его «нашли», когда попытались ограбить. А дело было так: вечером, после встречи с беспалым, он решил прошвырнуться в Гарлем. Там было одно интересное местечко – бывший склад алкогольной продукции. После вступления в силу сухого закона помещение пустовало, потому что копы, прекрасно зная его недавнее предназначение, то и дело туда наведывались с проверками. Когда полицейские потеряли всякий интерес к огромному ангару, его хозяин – мексиканец – организовал там петушиные бои, хотя и запрещённые законодательством штата Нью-Йорк, но популярные в этой части города у небогатых жителей. Вход вообще ничего не стоил. Зато можно было не только делать ставки, но и, зайдя в одну неприметную дверь под лестницей, пропустить стаканчик-другой «муншайна», поставляемого доном Луиджи Моретти.

Для начала Энтони решил слегка разогреть кровь стаканом пойла. Что он, собственно, и сделал. Правда, он тут же вернулся к арене – небольшой площадке, огороженной сеткой с перилами, напоминавшими скорее обычные доски, слегка обработанные рубанком. Был объявлен перерыв, и продолжение боя петушиных гладиаторов должно было состояться совсем скоро. Каждый раунд длился десять минут. Картонки, вывешенные рефери, показывали, что общий счёт поединка остался равным – 5:5. Наконец появились дрессировщики с птицами. Два участника были одного размера, но разных пород. Белохвостый (whitehackles) и красный (банкивский) петух, предшественник современных домашних кур, обитающий в Индии и Юго-Восточной Азии. Оба не имели гребней (их отрезали ещё в цыплячьем возрасте, чтобы избежать потери крови во время схватки). И тот и другой обладали серьёзным вооружением: вместо срезанных естественных шпор они имели остро заточенные ножи, надетые на лапки, длиною по два дюйма каждый. Судья придирчиво осмотрел каждого бойца и даже коснулся рукой. Не секрет, что некоторые дрессировщики прибегают к хитрости, обмазывая шею птицы салом или маслом и даже посыпая перцем. Это делается для того, чтобы у соперника соскользнул клюв, и он не смог ухватить врага. Кроме того, пряность, попавшая внутрь, заставляет нападавшего чихать, и он, становясь беззащитным, погибает от смертельных ударов. Опилки на арене, окрашенные кровью, ещё не высохли после последнего раунда.

Дрессировщики держали двух задир на руках в опасной близости, распыляя злобу и решимость драться. Петухи заходились грозными криками, пытаясь достать друг друга клювами. Энтони поставил на белохвостого солидную сумму – десять долларов. Забияк отпустили. Бой продолжился. Белохвостый подпрыгнул и всего одним ударом, точно мечом, попал красному петуху острым ножом-шпорой по шее. Хлынула кровь. Белохвостый исхитрился и, оседлав соперника, точно наседку, вогнал острые ножи в его тело. Хлынула кровь. Банкивец свалился набок и забился в судорогах. Это был не нокаут, это пришла смерть. Состязание остановили, и мертвеца убрали.

Энтони зашиб сумасшедшие деньги – триста долларов. Он даже не поверил, когда вся сумма оказалась у него в руках. «Чёрт побери, – подумал итальянец, – таким же барышом меня вознаградили за то, что я пришил какую-то жирную свинью, развлекавшуюся с путанами. А тут просто удачная ставка – и на тебе! Гуляй не хочу… Кстати, мне бы тоже не мешало поиграться с девочкой… Но сначала, пожалуй, побалуюсь ещё одним стаканчиком пойла».

Мафиози сунул купюры в карман и начал пробиваться через толпу к лестнице, ведущей в бар. В полутёмном коридоре он почувствовал, как что-то острое