— Спасибо, мистер Говард!

Он стал быстро слизывать капли тающего мороженого. Потом посмотрел на Майка:

— А ты почему не ешь? Что случилось?

— Ничего, мелюзга.

Майк не собирался расстраивать Фрэнки, пугая его государственным приютом. И вообще, это его работа — беспокоиться.

Фрэнки доел мороженое и стал клянчить, чтобы мистер Говард покачал его на качелях.

Майк остался сидеть на скамейке, глядя, как шоколад постепенно сползает с мороженого. Он вытянул руку над газоном, и мороженое шлепнулось на траву: сперва глазурь, потом серединка.

Ночью Майк не мог уснуть.

Время тянулось бесконечно, и такими же бесконечными казались их беды. В голове стоял туман. Майк следил, как пятна света ползут по потолку — это луна заглядывала между ветвями вяза. Майк вскочил и стал ходить по комнате, сжимая и разжимая кулаки. Он чувствовал себя таким же беспомощным, как в приюте. Посмотрел на Фрэнки — малыш крепко спал, спокойный и накормленный, и улыбался во сне.

Майк, взяв губную гармошку, облокотился о подоконник и выглянул наружу. В небе сияла Полярная звезда. Майк начал тихонько, медленно наигрывать «Дом, милый дом». Он скучал по бабушке. Вот бы снова стать маленьким, сидеть рядом с ней за пианино, пока она занимается с учениками. Что же делать? Бабушка говорила, для них обязательно найдется хороший человек. Так где он, этот хороший человек? И как быть Майку?

Он начал песню сначала. Разобрал на части мелодию, как научил его мистер Поттер, и приправил терзаниями своей души. В голове у него звучали слова мистера Поттера:

«Блюз — это музыка о том, чего хочется, а нету… Сколько ни есть у человека, всегда в жизни найдешь еще много… Вроде как, может быть, когда-нибудь станет лучше».

Туман в голове начал рассеиваться.

Фрэнки нужна семья. Миссис Стербридж обязана выполнить волю своего покойного отца. Для этого хватит и одного ребенка. Она и собиралась взять одного. Если Майк скроется с глаз долой, захочет она оставить себе Фрэнки?

Майк повертел в руках гармошку, переполненный музыкой и новой мыслью. Металлические накладки блеснули в лунном свете. Майк обвел пальцем букву «В».

Он закрыл глаза. Куда же ему деваться?

Вернуться к Бишопу и работать на ферме или совсем сбежать? Фрэнки это уничтожит. А вот если придумать что-нибудь другое… Например, поступить в оркестр губных гармоник — тогда мелюзга за него только порадуется.

Майк отошел от окна. Он достал из ящика комода свою жестяную коробку. Вынул газетную статью и провел пальцем по заголовку: «Волшебные гармоники Хокси». Нашел на странице нужный абзац.

Если Майка примут, можно пока и не говорить Фрэнки, что он собирается жить в другой семье. А там наступит сентябрь, пора будет идти в школу. Майк притворится, будто только и мечтал об оркестре. Пообещает приезжать домой в перерывах между гастролями. Он что угодно наобещает, лишь бы брату жилось хорошо.

Убедить Фрэнки будет нетрудно. Чтобы все получилось, нужно еще, чтобы его приняли. И чтобы она смогла снова открыть свое сердце.

Как там говорил Мышонок?

«У всех есть сердце. Только иногда приходится потрудиться, пока его найдешь… если хочешь от взрослых что-то получить или выведать, надо подойти и попросить вежливо».

Майк снова забрался в постель, обнял Фрэнки, защищая от всех бед, и заснул с привычной тяжестью на душе, перебирая в уме все, что может пойти не так.

Майк был рад, что придумал хоть какой-то план, только осуществить его оказалось неожиданно трудно.

Всю неделю он караулил миссис Стербридж, но увидеть ее удавалось только мельком. Когда она была дома, то сидела у себя в комнате или в библиотеке, закрыв дверь и велев ни в коем случае ее не беспокоить. Если она была в саду и Майк выходил из дома, она сейчас же возвращалась в дом. Спускалась только после того, как Майк и Фрэнки вечером уходили к себе.

Когда он спрашивал миссис Поттер, где она, та качала головой и всякий раз отвечала:

— Опять с юристами встречается.

К субботнему утру Майк совсем извелся. Была уже середина июля. Слишком быстро проходит лето! Скоро времени совсем не останется.

Незадолго до того, как пришел мистер Говард вести их в парк, Майк решился. Сделал глубокий вдох и постучался в дверь библиотеки.

— Войдите!

Майк вошел. Она сидела за столом с авторучкой в руке.

— Да?

— Мэм, я… я… — Майк задохнулся.

Он потрогал нагрудный карман, где лежала гармоника, и как будто стало немножко легче.

— Что такое, Майкл? Я очень занята. Скоро мне нужно будет уехать по делу, а я еще должна успеть…

Майк уставился в пол. Грудь сдавило словно железным обручем. Слова в голове смешались в кашу.

— Я знаю, почему нас к вам привезли, — кое-как выговорил он. — Мистер Говард рассказал про завещание вашего папы. И что вам пришлось нас взять к себе. И про вашего сына. Вы, наверное, поэтому не хотели мальчиков.

Она нахмурилась. Отложила авторучку.

— Мистеру Говарду не следовало это обсуждать. Я с ним поговорю.

— Он не виноват. Я его прямо в лоб спросил, зачем мы здесь. Я знал, что тут что-то не то. По вам же видно, что мы вам не нужны. — Он глубоко вздохнул. — Я хочу знать: то, что про вас говорят миссис Поттер и мистер Говард, — правда?

Она изогнула бровь:

— И что же они говорят?

— Миссис Поттер сказала, что в глубине души вы добрая, при том что на вас столько всего свалилось. Наверное, это значит, что на вас свалилось очень много грусти и вашему сердцу трудно выбраться из-под этой тяжести. Когда я грустил, потому что мама умерла, бабушка говорила: горе тяжелее всего нести в одиночку. Так что я понимаю.

Она стояла к нему в профиль и хмурилась, глядя в сад. Уже сердится?

Память о словах Мышонка заставила его продолжить. «Попроси вежливо — почти всегда получишь то, чего хочешь».

— А мистер Говард сказал, что вы любящая мать, и когда вы были со своим сыном, счастье переливалось через край. Он еще сказал, что вы талантливая и удивительная. Так вот, если это все правда, я хотел спросить… Может, вы согласитесь оставить у себя Фрэнки? Понимаете, если вы нас отправите опять к Бишопу, Фрэнки переведут в государственный приют, а там и водяная крыса не выживет. Я даже думать не могу, что с ним там будет. Он маленький совсем, ему нужно, чтобы кто-нибудь о нем заботился. Мне-то повезло, я маму помню… — Майк прикусил щеку изнутри, чтобы не заплакать. — А Фрэнки не помнит.