Оказалось, что люкс Grand Presidential занимает половину крыла верхнего этажа отеля, там даже есть свой зимний сад. Оле любезно показали план. Триста двадцать пять квадратных метров! Пять трехкомнатных квартир стандартной планировки или четыре трехкомнатные «чешки»! Это если посчитать лоджии и кладовки, включая межэтаэжные.

Она полдня отойти не могла, переваривала. Аверин совсем обнаглел, если ему и там мало места. Но, с другой стороны, если Диана безутешная миллиардерская вдова, а Аверин удачливый жених, то он вполне может себе позволить Grand Presidential. Вот только шляться мимо Олиного номера ему совсем не по пути.

В выходной они с Антоном отправились на рождественскую ярмарку, раскинувшуюся на главной площади города. Оля решила купить своим подарки заранее. Данка с Даниялом и детьми праздновали Новый год, но отправить подарки следовало до Рождества, пока работает почта.

Давид уехал, сказал, будет поздно, и Антон с Олей, побродив по ярмарке и нагрузившись покупками, завалились на ужин в одно из многочисленных и очень демократичных заведений.

Все-таки, приятно иногда перестать изображать из себя аристократку. Оля с Антоном заказали пива и баварских колбасок с рулькой. Ну и что, что вредно, зато как же вкусно!

— Оля! — услышала, только они успели сделать заказ.

Повернулась и увидела, как по проходу бежит девочка с двумя мудрено заплетенными косичками. Косички смешно взлетали вверх каждый раз, когда Анечка вскидывала голову.

— Анютка! — обрадовалась Оля, и вслед за девочкой к Ольге подбежала радостно улыбающаяся Юлька.

— Ну наконец-то хоть кто-то нормальный! — ее радость была неподдельной и подкупающей. Юля вежливо кивнула Антону: — Здрасьте!

— Вы тоже на ярмарку пришли? — спросила Оля, когда они уселись за общий стол.

— Так, гуляем, — неопределенно махнула Юлька. — Скучно у них тут, я же никого не знаю. Вот с Нюткой развлекаем друг друга.

— А отец? — осторожно спросила Оля, но та только закатила глаза.

— Не спрашивай. Лучше расскажи, как ты тут. Бразер сказал, что ты приехала по работе, я хотела позвонить, но неудобно было навязываться. Вы люди занятые, это я тут от безделья пухну.

Оля в двух словах рассказала о стажировке, но об Аверине расспрашивать не стала. Анютка прилипла к ней, усевшись на руки, и Оля скормила ей целый рождественский пряник.

— А у тебя как дела? Как твой Костя?

Неожиданно Юлька смутилась и отвела глаза.

— Здесь он. Приехал. Только они не знают.

Они — это Аверины. Старшие.

— Так ты с ним виделась?

— Ага, как тут увидишься, если Марик коршуном смотрит? Он сказал, оторвет Костику все что болтается, если тот хоть на шаг подойдет.

— А он что? Костя твой?

— Что Костя… Он Марика боится. И бразера. Слушай… — Юлька замялась и стрельнула в Антона настороженным взглядом. — А ты мне не поможешь?

— Если смогу, почему нет, — пожала плечами Оля. Юля воодушевилась.

— У меня завтра немецкий, я скажу Марику, что туда пошла, а сама с Костей встречусь. Прикроешь, а?

— Каким образом?

— Да там ничего такого делать не надо, просто зарегистрируешься под моим именем, потом выйдешь и все. Просто Марик им звонит и спрашивает, отметилась я или нет.

— Ну, — Оля неуверенно кивнула, — ладно, если это так просто.

— Проще некуда, — заверила Юлька, — а я тебе капец как благодарна буду. Марик у меня уже в печенках со своим контролем.

— Марик — это ваш отец? — влез Антон.

— Ну да, — удивленно посмотрела на него Юля, — Марк Генрихович.

Они еще немного поболтали, старательно обходя тему старшего Юлькиного брата, затем распрощались, и Оля с Антоном отправились в отель.

— Оно тебе надо, эту малахольную прикрывать? — спросил Антон, поднимая повыше воротник. — Это ж надо додуматься, отца Мариком назвать! Значит, меня дочка должна называть Антохой?

— Юлька хорошая, — ответила Оля, тоже кутаясь в шарф. Температура воздуха ощутимо снизилась. — Этот Марик бросил ее мать беременной, а теперь воспылал отцовскими чувствами. Они оба слишком лезут в ее жизнь, отец с братом. Ты видишь, девочка влюблена, Костя — отец Анютки.

— А тебе что до этого?

— Хоть чужому счастью поспособствую, коль у самой такая непруха, — отшутилась она, но от Антона не укрылась горечь, которую Оля тщательно пыталась замаскировать.

Он ничего не ответил, прижал локтем руку, которой она за него держалась, и повернул ко входу в «Мандарин».

— Оля, ты серьезно? — Антон даже глаза закатил от возмущения. — Прошу тебя, не позорься, не иди на поводу у этой малолетки!

— Я пообещала, Антон, — Оля неуверенно поглядывала в сторону охранников на входе в здание, где проходили курсы немецкого языка.

Как выяснилось, занятия по немецкому у Авериной-Виноградовой проходили здесь же, и теперь Оля ломала голову, как зарегистрироваться под ее именем.

Они с Голубых прошли регистрацию, и чтобы поставить «галочку» о присутствии Юльки, нужно было каким-то образом выйти из здания. А потом снова войти.

— Как думаешь, в туалете есть окна? — спросила Оля, и Антон снова закатил глаза.

— Только не говори, что собираешься вылезти наружу через окно в туалете!

— Не надо было тогда языком трепать, что к тебе можно за помощью обращаться, — ворчливо проговорила Оля и направилась в сторону туалетов.

— Ты точно собираешься устраивать этот цирк, Оль? — Антон догнал ее у самой двери и взялся за ручку.

— Я пообещала, — коротко ответила она, и Антон убрал руку.

Окно в туалете было, правда, высоковато, но она и не старая бабушка, и джинсы надела, как знала.

— Думаешь, тебя не запомнили на входе? — не успокаивался Голубых, и Оля задумалась.

А и правда, одно дело — помочь сестре Аверина, и совсем другое — позориться самой. Внезапно ее осенило. Парик! Оля как положила его в сумку перед поездкой, так и не стала перекладывать в номере.

— Молодчинка, Антон! — она скрутила волосы в узел, достала парик, хорошенько встряхнула и натянула на голову. Повернулась к приятелю. — Так нормально?

— Ммм… — тот потерял дар речи и только мычал.

— Хоть кивни.

Он кивнул, а Оля уставилась в зеркало. Для такого цвета волос показалась себе бледноватой, поэтому достала красную помаду и накрасила губы. И глаза подрисовала карандашом. О, так отлично. Теперь осталось выбраться наружу и снова войти в офис под именем Юлии Виноградовой.

— Подожди, а вдруг они пальто твое запомнили? — отмер Голубых. — Возьми мою куртку.