— Не надо, Костя… — прошептала она, сглатывая ком, подступивший к горлу.

Аверин как очнулся, провел ладонью по лицу и посмотрел на Олю изменившимся взглядом. Теперь в нем была только горечь. И отчуждение.

— Если ты меня подождешь, я тебя отвезу в отель. Если нет, отправлю на такси.

Оля представила, как они ходят вместе и выбирают подарки… Как пара или даже как семья…

— Я поеду, — мотнула головой, хоть остаться хотелось до ужаса. Но это снова шаг назад, и это ничего не решает. — И нам лучше выйти из мужского туалета.

***

Костя вел Олю к стоянке такси, крепко держа за руку, а она и не пыталась вырываться. Зачем? Сейчас она сядет в машину и уедет, а пока тепло его ладони приятно согревало тот самый дальний, замерзший уголок души.

Внезапно Аверин отбросил ее руку и ринулся вперед, а Оля в ужасе прижала ладони к щекам.

Девочка лет пяти отошла от матери и ступила на проезжую часть. Женщина поправляла шапочку малышу, который сидел в коляске, и на миг выпустила дочь из поля зрения. А с парковки в это время повернул автомобиль, набирая скорость.

— Ханна! — в отчаянии выкрикнула мать девочки.

Будто в замедленной съемке Оля смотрела, как Аверин выхватывает ребенка и выталкивает на тротуар. Но в последний момент нога соскользнула на ледяном островке, и он оказался под колесами.

Визг тормозов и трущихся покрышек заглушили громкую ругань. Ольга бросилась к машине, не в силах ни кричать, ни говорить. Связки будто заклинило, она могла лишь беззвучно шептать его имя.

Автомобиль застыл как вкопанный. Растерянный водитель выскочил из-за передней дверцы и тут же оказался впечатан в корпус озверевшим Авериным. У Оли задрожали колени, и она чуть не села прямо на мерзлый асфальт.

— Ты смотришь, куда прешь с такой скоростью? — по-немецки кричал Костя вперемешку с русским матом, задвигая водителю под ребро.

— А чего она за ребенком не смотрит? — ответил тот по-русски и получил кулаком в челюсть.

Со стороны проспекта уже неслась полицейская машина с мигалками. Аверин хромал и ругался, мать девочки плакала и прижимала к себе испуганного ребенка, виновник ДТП, оказавшийся бывшим соотечественником, угрюмо оправдывался.

Оля понимала, что толку с нее мало, но зато вышло поупражняться в немецком, выступая свидетелем. Когда их, наконец, отпустили, Аверин, прихрамывая и морщась от боли, потянул Ольгу к парковке.

— Поехали в отель, Оля, завтра уже поеду за подарками. Сегодня из меня неважный Дед Мороз.

Сели в машину. Костя повернул ключ зажигания, и двигатель приветливо заурчал, разогреваясь. Она огляделась.

Автомобиль новый, сразу вспомнился брошенный дома «Порше».

Ольга вдыхала запах натуральной кожи, и этот кожаный салон казался ей капсулой машины времени. Раз — и перенес ее в прошлую жизнь, где были они с Авериным. Только вдвоем, в салоне его автомобиля.

Поморгала, избавляясь от нежелательных приветов из прошлой жизни.

— Подожди, — достала из сумки стерильные спиртовые салфетки, — у тебя лицо расцарапано.

Осторожно промокнула кровоточащие полосы на виске и на скуле, и легонько подула. Костя с закрыл глаза. Откинулся на спинку с довольным видом, не скрывая, что получает удовольствие от процесса.

— Не ожидала от тебя, Аверин, — невольно выдала Ольга, доставая свежую салфетку.

— Чего именно?

— Что ты бросишься под колеса, чтобы спасти чужого ребенка.

— Чужих детей не бывает, Оля, — нахмурившись, сказал он. — Разве ты считаешь по-другому?

Она лишь вздохнула. Прыгнула бы она на дорогу вот так, не задумываясь? Кто знает…

— Реакция у тебя в любом случае хорошая, — похвалила на всякий случай. Костя покосился, но ничего не ответил.

Двигатель давно прогрелся, а Аверин все сидел, откинувшись на спинку, и Оле совсем не хотелось его подгонять. Может, все-таки спросить?..

— Костя, а ты случайно не знаешь сеньора Моралеса? — решилась и впилась жадным взглядом в его лицо. Но тот и бровью не повел.

— Может и знаю. А кто он?

— Постоялец из номера напротив. У меня такое чувство, что он за мной следит.

— Прям следит? С чего ты взяла?

— Ну, я иногда вижу… в общем, мне кажется, что он подглядывает.

— Ох, Оля, жил бы я напротив твоего номера, и я бы подглядывал, — с невозмутимым видом ответил Аверин, но Ольга услышала в голосе явный смешок.

— Вот, — она достала из сумки запонку и поднесла на ладони к самому носу Аверина, — я нашла это возле его двери.

Тот скосил один глаз и равнодушно пожал плечами.

— Раз нашла, отчего же не вернула?

— Так на ресепшене сказали, что в номере никто не живет, — она не сводила глаз с аверинского лица, — а там то свет видно, будто фонариком кто подсвечивает. То дверь приоткрыта.

Костя выпрямился на сиденье и повернулся к Оле.

— Я был неправ, ты не доктор Ватсон, — сказал насмешливо, — ты настоящий доктор Стрэндж.

Взял запонку и покрутил в руке.

— Белое золото, семьсот пятидесятая проба, бриллианты два с половиной карата, выполнены на заказ. Имя мастера интересует? Или, может, адрес мастерской?

— Откуда ты знаешь? — Оля уставилась на Аверина с восхищением, смешанным с недоверием.

— Потому что это моя запонка, Оля, — Костя протянул ей изделие, — вторая лежит в номере. Я, скорее всего, обронил ее, когда шел к себе.

— Зачем ты там ходил? — она механически забрала запонку. — Ты тоже следишь за мной?

— Я так срезаю угол к лестнице.

— И ты не требуешь запонку обратно?

— А что мне, драться с тобой? — усмехнулся Аверин. — Ты ведь не отдашь. Продолжай изображать сыщика, мне нравится.

Он нажал на газ, и автомобиль тронулся с места. Оля недоверчиво хлопала глазами, сжимая запонку в ладони. Она совсем ничего не понимала.

Ехали долго. По ощущениям, они давно должны были приехать к отелю, но Ольга не решилась озвучить свои подозрения. Костя вел машину с серьезным видом, и обвинить его, что он намеренно наматывает лишние круги по Мюнхену, у Оли не хватило духу.

Наконец, они припарковались. Аверин заглушил двигатель и сложил руки на руль.

— Значит, ты с Давидом? — то ли спросил, то ли утвердил.

— Я согласилась на его предложение, — осторожно ответила. Сложно было назвать отношениями редкие встречи в клинике и совместные ужины в компании Антона.

— Оля, послушай меня, забирай свою Яйцерезку и возвращайтесь домой, — Костя взял ее за руку, и сейчас в этом жесте не было ни намека на интим. Скорее, на предупреждение.