Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кого забирать? — не поняла она. — Это ты про Голубых?
— И про них тоже, — он смотрел очень серьезно, и ей стало жутковато.
— Костя, ты что-то знаешь?
— Если бы я знал, — медленно ответил Аверин, — ты бы уже сидела в самолете.
Она пожала плечами и вышла из машины, не дав возможности Косте развести церемонии с подачей рук. Сдержанно попрощалась и направилась в сторону отеля.
— Оля! — крикнул вдогонку Аверин. Она обернулась. — Моралес — одна из самых распространенных испанских фамилий.
Ольга кивнула и ускорила шаг.
В номере не сиделось. Встреча с Авериным взбудоражила и внесла в Олину душу полный сумбур. Впрочем, когда с Авериным было по-другому?
Попробовала читать, но мысли витали далеко от любовных переживаний, рожденных фантазией автора, и Ольга отложила книгу. У нее в жизни историй хватит на несколько сюжетов, еще придуманными голову забивать.
Решила спуститься в ресторан выпить тот чудный чай из альпийских трав. В ресторане было немноголюдно, она заказала чай и уставилась в окно на нарядный, сверкающий огнями старый город. Задумчиво помешивала пахнущий летним лугом напиток и думала о своих странных отношениях с Давидом.
Он предложил встречаться, но пока у них и свиданий толком не было. Оля прислушалась к себе. Она по нему соскучилась? И не нашла ответа. Скорее да, чем нет, но вот вопрос, соскучилась она по Давиду как по мужчине, или ей просто скучно? И знает ли она в принципе Давида как мужчину?
«Ты с Давидом?» — спросил Костя. Так деловито и отстраненно. Ему все равно?
Одни вопросы… Достала из сумки запонку и положила перед собой. Уперлась подбородком в сложенные на столе руки, уставилась на сверкающий бриллиант. Почему-то не оставляла мысль, что Аверин врет, и запонка не его. А может… Может, он специально ее подбросил? Может, это камера? Или записывающее устройство? А может, маячок?
Так и подмывало показать запонке язык или средний палец, но не хотелось позориться перед людьми.
Оля допила чай и вышла из ресторана, а когда поднималась по лестнице, ее догнал Антон. От приятеля пахло морозом и хорошим настроением.
— Ольчик, ты чего такая грустная?
— Не знаю, — вздохнула она, — что-то эта стажировка на меня неправильно действует. Наверное, поздно мне уже учиться, Антон.
— Да ерунда все это, Оль! Не грузись, хочешь, я тебе анекдот расскажу? — он подхватил ее под руку и повел по лестнице вверх.
Когда проходили мимо номера таинственного Моралеса, она увидела, что дверь опять приоткрыта, и оттуда льется приглушенный свет.
— Смотри, — перебила Антона, остановившись у двери. Та, как по мановению волшебной палочки, закрылась. Голубых уставился на дверь.
— Надоело в туалете фонариком подсвечивать? — скептически поднял бровь, а Оля поняла, что у нее больше нет терпения на этот балаган.
Подошла к двери и несколько раз постучала. Потом стукнула кулаком.
— Сеньор Моралес, — крикнула, прижавшись губами к дверям, — открывайте немедленно! Я знаю, что вы там!
Тишина за дверью придала сил. Оля занесла ногу, чтобы стукнуть посильнее, как тут дверь приоткрылась, оттуда высунулась рука, схватила ее за запястье и с силой дернула внутрь. Шею зажало локтем, ухо опалило горячее дыхание.
Антон среагировал молниеносно, вставив ногу в проем, а Оля прицелилась, чтобы применить свой коронный прием высвобождения от захвата.
Но стальные клещи завернули ей руки за спину и вжали спиной в твердые мышцы пресса… Подозрительно знакомые мышцы… И запах подозрительно знакомый… И голос знакомый, с хрипотцой…
— Входи уже, Яйцерезка, раз пришел, я ее держу. Только дверь закрой получше, заедает, — сказал знакомый голос. С хрипотцой. И добавил раздраженно: — Да быстрее же!
— Аверин, — просипела Оля, — отпусти, ты меня задушишь.
— Даже не стану врать, что мне этого не хочется, — голос с хрипотцой сделался совсем гневным, — ты в своем уме, Оля? А если бы это был не я? А ты куда смотришь? — гаркнул он на оторопевшего Антона.
— Э, мужик, полегче, — тот пришел в себя и стеной пошел на Аверина, но Костя повернулся к нему спиной, взял Олю за плечи и хорошенько встряхнул.
— Я тебе что сказал? Забирай его, — он кивнул в сторону Антона, — и улетайте. Ты когда меня начнешь слушать?
— Слышь, мужик, отпусти ее, — Антон схватил его за локти, но Костя умело извернулся, не выпуская Олю из рук.
— Сели оба, — указал он на кресла, а Оля с любопытством вытянула шею, разглядывая смятую постель. Он здесь спит? А как же Диана?..
— Аверин, — тихонько спросила, — ты что, тут живешь?
— Все-таки, Аверин! — сплюнул Голубых.
— Ой, простите, — язвительно спохватилась Оля, — сеньор Моралес! Надеюсь, Хуан?
— Хорхе, — смерил ее снисходительным взглядом Аверин, — Хорхе Моралес.
— Моралес! — деланно засмеялась Оля. — Ты бы постеснялся людей, Аверин!
Но он ни капли не смутился.
— Это мое официальное имя, могу показать паспорт.
— Сам рисовал? — хмыкнула Оля. Аверин понятливо ухмыльнулся в ответ.
— Сам, не сам, а это имя наделало немало шороху с полгода назад.
— В Испании?
— В Мексике.
— Я не понял, — прервал их беседу Голубых, тяжело дыша, — почему мы должны улетать? Оля? — он вперился взглядом в Ольгу.
— А это ты у Фармацевта спроси, — снов взяла она язвительный тон.
— Фармацевт? — выгнул бровь сеньор Моралес, а Оля совершенно некстати подумала, что имя Хорхе ему идет больше, чем Костя. И фамилия тоже. Такая вот внешность у него… жгучая!
— Фильм такой был, «Парфюмер», — ответила она. — А ты — Фармацевт. Зачем всякую фигню мне в чай подсыпа́л?
— Не фильм, а книга, — Костя прошелся от стены к стене, потирая уголки глаз, — и не подсыпа́л, а подливал.
— Ах ты ж… — замахнулся Антон.
— Угомонись, Яйцерезка, — поморщился Аверин, — и сядь, не мельтеши. Мне телефон твой на предмет прослушки проверить надо было, Оля. И номер. Твой, кстати, тоже, — посмотрел на сердитого Антона. — Еще раз повторяю, уезжайте отсюда. Скоро здесь может быть очень горячо.
— О чем ты? — наконец послушался его Антон и сел в кресло, но Оля подозревала, что его просто не держит на ногах выпитое пиво.
— О Данилевском. То, что происходит вокруг него, мне совсем не нравится. И то, во что он ввязался, тоже. И я не хочу, чтобы вы — оба! — оказались в этом замешаны.
— Да ты можешь объяснить, в чем дело? — вспылила Ольга.
— Рукопись, — Аверин уперся обеими руками в подлокотник ее кресла, и на нее опасно пахнуло его парфюмом. Мужественным и в то же время агрессивным… — Ты помнишь ее, Оля?