— Читай, Миша.

Мальчик пожал плечами и начал читать.

— «Эссе — это литературный прозаический жанр свободной композиции…» — не дочитав, он остановился. — Ну и что? Какое это имеет отношение к моей… — он посмотрел на класс, — к нашим работам?

— Миша. Ты о чем сейчас читал статью в энциклопедии? Об эссе? Там четко сказано — это неформальное, пропущенное сквозь себя произведение, близкое по сути к художественной прозе…

— Нас учат четко формулировать свои аргументы. Отстаивать свое мнение. Разве это плохо, Анна Леонидовна? — опять поддержал Мишу Коля Зимятин, тем не менее привстав.

— Спасибо, Коля, что ты учел мою просьбу вставать при разговоре со мной. Я отвечу. Отстаивать свое мнение нужно уметь, это точно. Однако если вы вспомните людей, которым лучше всех в истории удалось не то что отстоять, а навязать миллионам свое мнение, вы поймете, что меньше всего они пользовались формальной структурой аргументации и логическими схемами. Люди отстаивают или не отстаивают свое мнение совсем другим образом.

— Кого вы имеете в виду? — спросил Миша.

Я же краем глаза посмотрела на Громовского. Почему его не слышно? Ясно, Илья с нехорошей улыбкой склонился вместе с товарищем по парте Димоном над планшетом. Подойти, посмотреть? Хотя бы знать, на каком я свете нахожусь. Я быстро подошла к их парте. Илья хотел убрать то, что смотрел, но не успел. Я взяла планшет в руки.

— Это моя частная собственность? Верните мне! — завопил он и попытался выдрать у меня планшет.

Я отвела его руки.

— Прекрати.

Я сделала погромче звук. На весь класс явственно раздались звуки порноролика, который сладострастно просматривал на уроке литературы ученик Громовский Илья со товарищи.

— Анна Леонидовна… — Саша Лудянина, вспыхнув, взглянула на меня. Потом, спохватившись, встала: — Выключите, пожалуйста.

— Сядь, Саша.

Я секунду поколебалась. Как быть? Не знаю. Не справляюсь. Замолчать эту историю, потому что это обычное, очень стыдное и глупое дело? Если бы это был не Громовский, я бы так и сделала.

Понимая, что это слабость, которую видят и понимают сейчас взрослые дети, я тем не менее позвонила Розе, ничего лучше придумать не смогла.

— Роза, можно тебя к нам в класс на минутку?

— У меня урок, Аня, — недовольно ответила мне Нецербер.

— А у меня ЧП.

— Да подумаешь, ЧП! — засмеялся Громовский. — Кстати, народ, что такое ЧП? Чужая… — он понизил голос и выматерился. Можно было не услышать. Но я, к сожалению, услышала.

— Уф… Громовский. Перебор, в самом деле! Я понимаю, что тебя от глупости и безнаказанности одновременно разносит в совершенно разные стороны. Но побойся Бога, что ли. Я не знаю.

— Бога нет! — ответил мне Громовский. — Есть духи предков.

— А кого вы имели в виду? — громко спросил Миша, не вставая. — Какие люди умели управлять массами без формальных аргументов?

— Ленин… — негромко проговорил Коля Зимятин.

— И Сталин, и Гитлер, и Наполеон, а также, вероятно, и Тамерлан, и Чингисхан, — продолжила я. — Все великие тираны, собственно, меньше всего основывали свои аргументы на формальной логике.

— Вы предлагаете нам учиться у Адольфа Гитлера? — весело спросил Миша.

И в это время в кабинет вошла улыбающаяся и крайне напряженная Роза.

— Кто тут у нас Гитлер? — осведомилась она и первым делом посмотрела на самого Мишу и на Громовского. — Ясно, оба.

— Да нет, Роза Александровна, — ответил Миша и даже встал. — Просто Анна Леонидовна учит нас аргументировать свои убеждения, как это делал Гитлер.

— Хай Гитлер, Овечкин! Присядь-ка пока! — махнула на него рукой с большим узорчатым лиловым браслетом Роза. — Так что у вас случилось?

Я молча подошла к Розе и показала ей продолжающийся порноролик. Звук я выключила, чтобы не смущать девочек, — и чтоб саму не стошнило. А там как раз веселье пошло в полном разгаре.

— Ого! — сказала Роза и взглянула на Громовского. — А дома в туалете это нельзя смотреть?

— У него там видеокамера. Предки поставили, — ухмыльнулся Миша.

— Заткнись! — заорал Громовский. — Роза Александровна, это не то, что вы подумали!

— Да я вообще ничего не подумала, — пожала плечами Роза. — В отличие от тебя я на такие темы не думаю. У меня пубертатный период давно прошел. Это к тебе пришел пубертат пять лет назад и завладел тобой целиком. Так, ладно. Это мы конфисковываем… — Она потыкала пальцем в планшет с разных сторон. — Ага, выключили эту гадость. — Положив планшет под мышку, Роза поманила пальцем Громовского: — Давай за мной, орел. Будешь писать объяснительную. Я пойду, — посмотрела она на меня, — а то у меня пятиклассники. Побегут сейчас по головам друг у друга.

— Спасибо, Роза… Александровна! — искренне сказала я.

— Обращайтесь, товарищ Данилевич! — засмеялась Нецербер. — Давай-давай, дружок, топай активно. А то как порнушку смотреть, у тебя конечности мобилизованы, а как объясняться потом, так всё атрофировалось в один момент.

Побагровевший, потный Громовский, бурча что-то нечленораздельное, отправился за Розой, метнув на меня полный ненависти взгляд.

— Надо проветрить, — сказала я.

— Навоняли? — осведомился Миша Сергеев. — В смысле — мы вам, не подумайте ничего другого.

— Да нет, просто весь кабинет наполнен энергией ненависти.

— Вы верите в такие вещи? — плохо улыбнулся Миша.

— Я читаю журналы по физике, — ответила я.

— Принесете ознакомиться?

— Пожалуйста, — пожала я плечами. — Можешь в электронном виде найти. Я тебе скажу, как найти.

— Да нет, мне интересно, что вы читаете… То, что вы пишете, мы уже знаем. Вместе с вами поплакали о судьбе бедной девушки, у которой все умерли. Ужасно жалко. Это вы?

Я улыбнулась:

— Миша, это не я. Это героиня романа. А тебя очень много сегодня, правда.

— Я вообще личность без границ, — тут же парировал мальчик.

— Ну хорошо, личность без границ. А ты можешь хотя бы попробовать написать то же самое, что ты написал, но от себя, с личным отношением? Я возвращаюсь к эссе. Всех касается. Давайте так. Я узнаю про формальные требования, которые предъявляются к вашим работам, кто и почему вас так научил и что от вас будет требоваться на экзаменах. А вы тем не менее прочитаете «Войну и мир» — те, кто не читал Толстого, — и напишете от себя, неформально. А я затем сравню два ваших произведения и подумаю, какую оценку поставить.

— Вы хотите, чтобы мы не подавали на вас жалобу директору? — улыбаясь, спросил Миша.

Я посмотрела на мальчика. Мучительно некрасивое лицо с темноватой, нечистой кожей. Выдвинутый упрямый подбородок, зубы с неправильным прикусом. Тщательно взбитые жидковатые волосы неопределенного цвета — темно-пегие. Чуть навыкате глаза. Худой, сутуловатый, старается стоять уверенно, широко расставляет ноги.