Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Здесь мы погасим тусклый свет чадящего светильника в палатке Ганнибала. Не будем фантазировать, что было «всё» и «по-всякому»: и «змейка» извивалась, и «птичка» трепетала, и «бабочка» взлетала, и гортанные всхлипы, и слезы блаженной муки, и несвязный лепет, и прочие признаки «прихода» столь желанной и долгожданной Женской Радости! Впрочем, каждый вправе «нарисовать» для себя в силу своих эротических фантазий и сексуального опыта «живую картинку» случившегося «за кадром» между мужчиной в самом расцвете лет и сексуально раскрепощенной женщиной. О вкусах – не спорят, или каждому – своё!
Скажем лишь, что очень скоро Имилька докажет свою любовь и преданность этому великому человеку, когда-то спасшему ей жизнь. Она дорого заплатит за свою верность Ганнибалу, покорившему ее сердце, но, вероятно, такова была ее карма…
Отношение к ней Ганнибала истории доподлинно осталось неизвестно. По крайней мере, у нас нет никаких документальных свидетельств по этому поводу, кроме наличия у него иберийской жены по имени Имилька, очевидно, ушедшей за ним в его италийский поход. А туманным преданиям, как известно, веры мало. Они, как мозаика, со временем «рассыпаются», и каждый волен трактовать оставшиеся доступными фрагменты сугубо по-своему…
По правде говоря, их связь возникла сугубо благодаря настойчивости неистовой влюбленной иберийской чертовки. Сдается нам, что будущий Гений Войны просто решил уступить ее любовному напору, если хотите, настойчиво-навязчивым домогательствам. По какой-то одному ему ведомой причине он мог не захотеть оставлять ее одну среди грубой солдатни, порой по-скотски грубой, жившей одним днем: завтра они могли погибнуть – такова была специфика их ремесла. А она рвалась к исконно Женскому Счастью – любить и быть любимой, к рождению детей от желанного мужчины и созданию с ним семьи. Он понял, что в погоне за Женским Счастьем темпераментная красавица не остановится ни перед чем, и, не желая погубить ее, милостиво позволил себя любить…
Пока он жив и жива она…
Имилька могла быть для Ганнибала тем, что среди людей военных – вояк до мозга костей – скороговоркой и вполголоса называется ППЖ или походно-полевая жена…
Комментарии излишни…
Так бывает или, как говорят философствующие французы, – «се ля ви»…
Впрочем, что было между ними на самом деле, нам доподлинно неизвестно, и все это – всего лишь догадки! Но мы еще узнаем финал их, если хотите, любви, но, увы, не с большой буквы!
От дел альковных вернемся на… войну, ибо наш герой был в первую очередь Человеком Войны и влюблен был по-настоящему лишь в Кровавую по Натуре и Страшную Ликом Девку по прозвищу Война! Все остальное для него по сути дела было приходящим и проходящим…
Такие люди живут по принципу «Все пройдет, все забудется, кроме… Бессмертной Славы!»
С появлением солдат Ганнибала в Италии его «игры в прятки» с римскими полководцами закончились. Известие о том, что Ганнибалова армия уже в Италии, вызвало в Риме полный столбняк: даже консул Публий Корнелий Сципион-Старший – один из самых разумных и умелых полководцев Рима той поры (по крайней мере, так полагает проримская традиция) – полагал, что, пересекая Альпы, Ганнибал неминуемо погибнет. Теперь думать о войне в Африке под стенами Карфагена уже не приходилось, потому что пожар начался в родном доме.
Вернувшийся на Апеннинский полуостров Сципион взял под свое начало поредевшие легионы преторов Манилия и Аттилия, расквартированные на севере Италии в долине реки По. Состоявшие частью из новобранцев, а частью из солдат, перенесших тяжелое и позорное поражение от галлов в лесной глуши под Мутиной, они явно нуждались в отдыхе и серьезной всесторонней подготовке. Здесь он стал ждать подхода солдат второго консула Тиберия Семпрония Лонга, чтобы достойно встретить оказавшегося столь хитроумным пунийца. Здравый смысл подсказывал ему, что тут неуловимому врагу ускользнуть от него уже не удастся. Надо только правильно бросить в бой его легионы, триарии которых уже воевали с пунами во время Первой Пунической войны. Его центурионы усиленно распространяли среди легионеров идею, что пуны нынче не те, поскольку их конница проиграла схватку на Родане римской кавалерии. Своим командирам Сципион говорил, что Ганнибал, побоявшийся идти в Италию вдоль лигурийского побережья, понес во время перехода через Альпы большие потери. Теперь уцелевшие воины, как и их лошади, находятся в плачевном состоянии.
Все преимущества на стороне Рима, тем более что сражаться придется на своей земле. Его полководцам надо было только не дать Ганнибалу привести в порядок свои силы для начала войны на земле Италии.
Как вскоре выяснится, карфагенскому войску потребовалось гораздо меньше времени, чтобы восстановить свою боеспособность, чем полагали знавшие толк в военном деле римляне, чей консул отлично понимал, что если он повторно упустит врага, уже прорвавшегося в Италию, то его авторитету будет нанесен непоправимый урон.
Боевые операции начались с того, что римляне построили мост через реку Тицин или Тичино (в окрестностях совр. Милана), а для его охраны – небольшое укрепление. Только потом они переправились на левый берег, в страну инсубров, где находились карфагеняне. Сципион решительно взял инициативу в свои руки, а Ганнибал не мешал ему. Узнав, что римские легионы закончили переправу, он приготовился к первому бою на земле Италии. Для него он имело огромное моральное значение, ведь он рисковал несравненно больше, чем его противник: ему приходилось идти ва-банк. Прежде он никогда не встречался с римскими легионерами. За его спиной высились Альпы, преодолеть которые назад не представлялось возможным: все завалил снег. Вдоль побережья или морем вернуться обратно тоже было нереально. Оставалось победить либо умереть. Именно в этом было его главное… преимущество. В случае тяжелого поражения война для него закончилась бы, практически не начавшись. Напротив, победа гарантировала ему всестороннюю поддержку местного населения.
…Кстати, по установившейся в ту пору традиции, перед сражением предсказатели (авгуры) обязательно гадали на исход битвы. Порой случались курьезы, как, например, с римским консулом Публием Клавдием Пульхром, который в ходе Первой Пунической войны совершил святотатство. Накануне морского сражения у сицилийского побережья при Дрепане в 249 г. до н. э. он допустил роковую ошибку. Разъяренный тем, что священные то ли куры, то ли цыплята отказались выйти из своей клетки и склевать предложенное зерно (а потому, как они клюют его и что после этой кормежки остается – авгуры и истолковывали будущий результат битвы!), Клавдий велел утопить их в море, сказав: «Пусть пьют, если не хотят есть!» Так ли это – нам доподлинно не известно, но рассказывали, что всем римлянам эта «шутка» их полководца показалась крайне легкомысленным поступком. Так случилось, что в том морском сражении не только Пульхр, но и все римское командование допустило немало роковых ошибок. Во-первых, незадолго до Дрепана, потеряв при Кармании (юго-восточная Сицилия) в шторме флот, они спешно построили новый, но из непросушенного леса. Во-вторых, вышли в море с плохо подготовленными командами и без уже ставших традиционными… «воронов», посчитав, что этот тяжелый «прибор», увеличивавший вес корабля, уменьшит плавучесть их и без того тяжелых судов из сырого леса. В-третьих, подавляющее большинство гребцов были малоопытными новичками, только-только призванными на военно-морскую службу. И, наконец, в-четвертых, запланировав внезапную атаку на врага, римский флот вышел в море… ночью и как следствие не удержал в темноте боевого строя при встрече с врагом. Без абордажных «воронов» римлянам пришлось принять навязанный им таранный бой, в котором карфагенский флот под началом Адгербала чувствовал себе как «рыба в воде». Были и другие ошибки со стороны Пульхра в руководстве флотом, и тот морской бой был проигран римлянами вчистую: по разным данным, из 123 римских судов спаслись лишь 30, 8 тысяч человек погибли и 20 тысяч оказались в плену. Виновником фиаско объявили Пульхра, отдав его в руки военного трибунала. В ту войну это был единственный случай, когда консул оказывался на скамье подсудимых, был приговорен к большому штрафу, но более сурового наказания сумел избежать: «ворон ворону – глаз не выклюет». Но на этом «божья кара» не закончилась: оставшаяся часть флота попала по дороге домой в шторм неподалеку от злополучной Кармании и «благополучно» затонула…