Иногда я даже думал, узнаю ли я его, встретив в загробном мире. Но один момент я запомнил особенно остро. В тот день, когда отец умер, я впервые понял, что однажды смерть придет и за мной. И тогда я решил, что, когда это случится, я встречу ее с достоинством, как это сделал отец.

Я надел чистую рубашку и, взяв в руки жилет отца, вытянул его перед собой. Чистая, промасленная кожа поблескивала в неярком свете. Надев жилет, я плотно затянул ремни и закрепил пряжки.

Майра с легкой грустью смотрела на меня.

– Позволь помочь тебе.

Она взяла со стола кожух для топора и, привстав на цыпочки, закрепила его у меня на спине.

– Они наверняка хотели бы оказаться сейчас здесь, – произнесла она сдавленным голосом.

– Знаю.

Но, по правде говоря, я был рад, что моя мать, братья и Элин не будут присутствовать в ритуальном доме на церемонии посвящения. Я не был готов посмотреть им в глаза и не знал, смогу ли когда-нибудь это сделать. Я не мог говорить о том, что произошло на поляне. И, кроме того, мои близкие слишком хорошо меня знали. Все мои слабые и плохие стороны. А я хотел ощущать себя сильным, стоя перед народом Надир. Хотел верить, что я и есть тот, кем меня считал Эспен.

– Готов? – спросила Майра, проведя ладонями по рукавам моей рубашки.

Я кивнул и, сняв со стены отцовский меч, вложил его в ножны у меня на бедре, а затем вышел из дома. Мы молча шли по деревне, следуя за толпой людей, в темноте стекавшихся к ритуальному дому. Барабанный бой звучал, словно удары сердца, а впереди у алтаря ярко сиял священный огонь. Я замер, разглядывая силуэты людей перед огромной аркой входа.

– Халвард, – Майра остановилась, взглянув на восток.

Холод пробежал по моему телу, когда я тоже взглянул туда. Вдали на холме сиял пылающий символ. Воины Свелл.

– Что это такое? – она вцепилась в мою руку.

Я не знал такого символа. Вероятно, воины Свелл приносили жертвы своему богу в долине, готовясь в скором времени двинуться через лес в сторону Хайлли. Переминаясь с ноги на ногу, я вдруг почувствовал, что мой меч стал гораздо тяжелее, чем раньше.

– Мне кажется, это неправильно, – ответил я, не сводя глаз с пылающего в темноте символа.

– Что неправильно?

– Тратить время на церемонию. Завтра все это уже не будет иметь значения.

– Поэтому мы и должны сделать это сейчас, – она ухватила меня за жилет. – Если мы собираемся сражаться, то должны вспомнить, кто мы такие. И если нам суждено погибнуть, мы должны знать, что умираем не напрасно. – Я промолчал, и она прижала меня к себе. – Что еще?

Я задумался, подбирая слова. Раньше я никогда не говорил о таких вещах и лишь наедине с собой осмеливался думать об этом.

– Что, если они ошиблись?

Она непонимающе уставилась на меня.

– Что, если они ошиблись, выбрав меня?

Она печально улыбнулась.

– Ты никогда не знал ее. Свою собственную силу. Ты думаешь, что, если не видел войны, значит, в тебе нет силы. Но ты ошибаешься, Халвард.

Она повернулась, увлекая меня за собой к ритуальному дому. Там уже было не протолкнуться, и люди, вываливаясь из дверей, выстраивались на тропинках, петлявших по деревне. Они окружили здание, стоя плечом к плечу, и, завидев меня, все сразу умолкли.

Барабанная дробь стихла, и я остановился под аркой, откуда на меня широко раскрытыми глазами пристально смотрели резные лица Сигра и Торы. Напряжение нарастало в наступившей тишине, которую нарушал лишь стук моих башмаков по каменному полу, когда я шел по центральному проходу к алтарю. Майра отпустила мою руку, скрывшись в толпе, а впереди, у огня, застыла высокая фигура Лэтама. Рядом с ним собрались жрец и другие деревенские предводители, не сводившие с меня глаз.

Я остановился перед ними, повернувшись спиной к залу. Воздух вокруг казался раскаленным, и мое сердце бешено колотилось под плотной кожей жилета. Струйка пота медленно стекла вниз по моему лбу, и я с трудом сдержал желание вытереть ее, крепче вцепившись пальцами в ремень.

Снова загрохотали барабаны, жрец начал петь, и все присоединились к нему. Голоса отражались от стен ритуального дома, и вскоре мне начало казаться, что стены дрожат вокруг нас. Это была древняя песня, жившая в душах людей задолго до того, как они стали народом Надир. Это была история богов. История побед и поражений. Нити судьбы на ладонях Прядильщиков. Судьбы, вырезанные на стволе дерева Урдра. Я пел, и мой голос сливался с голосами других людей. Эти слова я знал наизусть с самого детства.

Внезапно мне почудилось, как чей-то голос произнес имя богини племени Кирр Надр, и воздух вокруг алтаря покрылся рябью, и я вдруг разглядел очертания знакомой фигуры в сгущающемся мраке. Я отчетливо видел ее. Провидица. Голоса вокруг меня становились громче, все вокруг закружилось, и я закрыл глаза, пытаясь отогнать видение. Но когда я снова их открыл, она стояла у священного огня в своем черном льняном платье, и татуировка с изображением глаза отчетливо виднелась у нее на груди. И этот глаз смотрел прямо на меня.

Пот обжег мне глаза, и я снова на мгновение закрыл их, а когда открыл, то она исчезла, и ритуальный дом снова озарился оранжевым светом пламени. Я окинул взглядом толпу, но не нашел ее.

Жрец вышел вперед, вытащив длинный тонкий кинжал из складок своей мантии, и деревенские предводители отступили в сторону, оставив нас вдвоем. Я протянул руку, и жрец взял ее, коснувшись клинком моей ладони. Голоса продолжали петь, становясь все громче. Жрец прокричал:

– Мы просим вас, Тора и Сигр, доверить свой народ Халварду, сыну Аубена.

Я стиснул лезвие кинжала, и жрец подставил под мою руку деревянную чашу, а затем одним молниеносным движением распорол кожу в том месте, где я ранил себя день назад в Аурвангере. Горячая кровь хлынула наружу, стекая между пальцами и собираясь в чаше, а голоса вокруг нас взревели еще громче. Когда кровотечение остановилось, я вытащил из-под жилета кусок ткани и обвязал ладонь.

Жрец поднял перед собой чашу, произнося заклинание, а затем протянул ее мне. Я подошел туда, где собрались деревенские предводители, и занял свое место перед ними. Они во все глаза смотрели на меня. Проглотив комок в горле, я обратился к Лэтаму.

Он смотрел на меня, вскинув голову.

– Лэтам, предводитель Мёора, – я старался говорить спокойно, – ты примешь меня? Последуешь ли за мной, чтобы бок о бок сражаться с врагом?

Легкая улыбка промелькнула под его густой бородой, и он без колебаний взял у меня чашу. Не отводя от меня взгляда, он поднес ее к губам и сделал глоток, а затем наклонился ко мне и обнял так крепко, что я едва мог вздохнуть. Я с трудом сдержал навернувшиеся на глаза слезы.

– Ты нужен мне, – произнес я, прежде чем он отпустил меня.

Он кивнул.

– Тогда я буду рядом.