В его глазах я прочитала благоговейный трепет. В его голосе слышался страх. Но оглядев собравшихся, я поняла, что никто, кроме меня, этого не замечал.

– Взываем к тебе! Молим о защите и благосклонности, когда мы двинемся на фьорд!

Ветер хлестал по его телу, пламя факела неистово металось из стороны в сторону, и все вокруг, кроме меня, подняли вверх винные рога, наполненные элем. Крики воинов смешались в один сплошной гул, мужчины и женщины взывали к своим предкам, прося защитить их на поле боя.

Но мне не к кому было обратиться. Никто бы меня не услышал. И тогда я обратила свои мольбы к Прядильщикам. Попросила простить меня. И помочь мне.

Все взоры устремились в ночное небо, воины пили, эль струился по их бородам, впитываясь в ткань рубашек. И вот Джоррунд бросил факел на землю, и пламя огненной дорожкой разбежалось по узорам из смолы на траве, и вскоре нарисованный жрецом символ запылал ярким огнем.

Ñêæîëäð.

Древний символ, щит, прикрывавший упавшего на поле боя воина Свелл. И здесь, в долине, откуда открывался вид на Хайлли, они взывали к духам мертвых, прося их выйти и сражаться бок о бок вместе с ними.

Лицо Гюнтера озарял свет пылавшего символа Скжолдр, и он все еще сжимал в руке пустой винный рог.

– А к кому ты обращался? – спросила я, отпив глоток кислого эля.

Его лицо сделалось настороженным.

– К моему сыну. Аро.

Я опустила глаза, жалея, что спросила.

– Прости.

Он промолчал, снова уставившись на Скжолдр. Воины стояли вокруг, подняв в небо винные рога, и молились, а я подумала, видели ли жители Хайлли, что здесь происходит.

– Из какой деревни ты родом?

– Из Холкна, – ответил он, слегка успокоившись.

Конечно, а как же иначе. Вигдис был предводителем Холкна и попросил Гюнтера следить за мной, потому что доверял ему. Но несмотря на то, что новый верховный предводитель клана Свелл доверял ему, Гюнтер решился утаить от него правду о том, что произошло в Ютане. И хотя он ненавидел меня, но помогал мне и раньше. Возможно, у него была тайна, о которой не знал даже Вигдис.

– Прошлой ночью ты солгал.

Он с непроницаемым видом смотрел перед собой.

– Почему ты сказал Вигдису, что убил того воина Надир?

К нам подошла женщина, разливавшая эль, и Гюнтер подставил ей свой винный рог. Как только она пошла дальше, он сделал большой глоток.

– Потому что именно это ему надо было услышать. И, думаю, ты не просто так спасла жизнь тому мальчишке.

Я замерла, стиснув зубы, сомневаясь, что правильно расслышала его. Но когда я снова взглянула на него, то сразу поняла: он отлично знал, что я сделала.

– Ты следил за мной?

– Нет, но я не дурак. И хорошо знаю, как выглядит человек, умерший несколько часов назад.

– Тогда я не понимаю. Зачем ты солгал из-за меня?

– Я солгал не из-за тебя. А ради них, – он указал кончиком винного рога в сторону воинов Свелл, сидевших в кругу перед нами.

– Ты ведь не хочешь сражаться с Надир, правда? – рискнула спросить я. После того, что произошло на поляне, я видела в его глазах сомнения и тревогу.

– Нет необходимости искать войны. Война сама отыщет нас рано или поздно.

– Тогда почему ты здесь?

– Потому что я верен своему народу.

– Даже если твой народ ошибается?

Он снова взглянул на меня, поджав губы.

– Ты не хуже меня знаешь, что это все началось тогда, когда ты разложила руны.

Я не могла с этим спорить и все же вздрогнула, услышав его слова. Их тяжесть давила на меня страшным грузом. И глядя на Гюнтера, я пыталась понять, ощущал ли он эту тяжесть. Последние годы он часто помогал мне. Помогал мне выжить в то время, как другие желали моей смерти. Возможно, сейчас он жалел об этом.

– Я здесь, чтобы сражаться бок о бок со своими соплеменниками.

– Я не знала, что так произойдет, – призналась я, сделав еще глоток.

– Если ты действительно видишь будущее в своих рунах, то найдешь способ все изменить.

Наши взгляды встретились, и я вдруг увидела, что скрывается в его душе. Боль человека, потерявшего самое дорогое. Отчаянное желание все изменить. Он годился мне в отцы, и я подумала, есть ли у него дочери моего возраста, ожидавшие его возвращения в Холкне. Однако от него веяло одиночеством, и мне пришло в голову, что, скорее всего, его никто не ждал.

Но прежде, чем я успела что-то сказать, он повернулся к мужчинам, стоявшим неподалеку, оставив меня одну. Подняв глаза, я заметила, что Джоррунд внимательно наблюдает за мной, блики огня плясали у него на лице.

Отыскав под рубашкой шнурок, на котором висел мешочек с рунами, я намотала его на палец, ощутив их тяжесть. Мне хотелось верить, что судьба клана Свелл была высечена на стволе дерева Урдра и останется неизменной. Что они найдут свою гибель в Хайлли. Но вдруг услышала подтверждение этому во внезапной тишине, окутавшей все вокруг. В застывшей неподвижности деревни Надир, сиявшей вдали. И уже было неважно, что сказали руны.

Ни в чем нельзя быть уверенным, пока не придет смерть.

Халвард

Я РАССТЕГНУЛ РЕМЕШКИ своего жилета и стянул его через голову, бросив на стол рядом с рубашкой. Боль в боку вспыхнула с новой силой, и я зашипел, когда Майра осторожно коснулась раны в свете пылающего очага. Воспаление остановилось, но в бою рана даст о себе знать нарастающей слабостью во всем теле. А я не мог позволить себе слабость.

Она обтерла рану куском чистой ткани, а затем достала с полки целебную мазь моей мамы и смазала рану, не сильно церемонясь со мной. Я застонал от ее прикосновения и, взглянув на нее, заметил, что она улыбается. Это было наказание за то, что я заставил ее волноваться. Смерив меня сердитым взглядом, девушка закрыла рану повязкой.

Майре не довелось стать матерью, и, хотя у нее было несколько мужчин, она так и не смогла родить ребенка. Вместо этого она посвятила свою жизнь моим племянницам и прошлым летом каждый день учила Нали, как обращаться с мечом. А Исла с утра до вечера бродила по пятам за Майрой по деревне.

Я часто думал о том, что, возможно, потеряв в юности всю семью, она решила не заводить новой. Но вместе мы сумели построить одну общую семью. Моя мать и Аги воспитывали нас вместе, и теперь я чувствовал, как сильно мне будет не хватать его за нашим общим столом.

Подойдя к стене, я поднял тяжелую крышку сундука, который мы привезли с собой с горы десять лет назад, когда перебрались жить в Хайлли. Отцовские доспехи аккуратно лежали поверх одежды, железные пряжки и темная кожа были до боли знакомы мне. Я до сих пор помнил, как его тело превратилось в пепел на погребальном костре, уносясь вместе с дымом в иной мир. Большинство моих воспоминаний о нем стерлись от времени, но некоторые особенно четко врезались в мою память. Я плохо помнил его лицо. Словно прошлое растаяло и той жизни, что была у меня до фьорда, просто не существовало.