– Совило, – он указал на руну, улыбнувшись Вигдису. – Эйдис пророчит нам победу.

– Я хочу услышать это от нее, – прорычал Вигдис, скрестив руки на широкой груди.

Сглотнув, я заговорила, стараясь казаться спокойной.

– Он прав.

– Все это благодаря Льйосу. И Ютану. Ты изменил нашу судьбу, Вигдис, – Джоррунд сложил ладони, словно в молитве, – ты был прав.

Вигдис глубоко вздохнул.

– Вот видишь, брат? – Он так тихо произнес эти слова, что я едва их расслышала, на его лице расплылось искреннее облегчение, тревога утихла. – Утром мы захватим Хайлли. И у клана Свелл начнется новая жизнь.

Остальные воины потянулись прочь из шатра, оставив меня и Джоррунда около стола. Я смотрела на руны, ощущая тяжесть собственных слов. Я никогда не лгала о том, что говорили руны. До сегодняшнего дня. И теперь подумала, что, возможно, нарушила какое-то древнее правило и Прядильщики решат проклясть меня за это.

Но сейчас мне было все равно.

Я кожей ощущала то, что сказали мне руны. Слышала, словно песню. И даже если это окажется последним моим делом в этой жизни, я должна убедиться, что мое предсказание сбылось.

Деревня Лиера, земли клана Свелл

ТОВА КОСНУЛАСЬ РУНЫ, лежавшей перед ней, кончиком пальца и сдвинула ее в сторону.

– Манназ.

– Манназ, – повторил Джоррунд и, взяв ее со стола, положил себе на ладонь.

Он внимательно разглядывал символ, вертя его на ладони. Прошел почти год с тех пор, как он привел Тову в Лиеру, но только теперь она взялась обучать его. Жрец клана Свелл хотел узнать руны так же, как она. Он хотел понимать их. Но, когда Това раскладывала руны, он не видел их узоры, как это делала она. Не мог заметить связи между ними и угадать их скрытый смысл.

– Человеческий род, друзья, враги, – тихо произнесла она, – общество.

Для нее не составляло труда прочитать руны, Това делала это с той же легкостью, с какой застегивала бронзовые пуговицы на своем платье или заплетала изящные косы, ниспадавшие ей на плечи. Она словно впитала это с молоком матери. Но не могла ничего вспомнить о своей прежней жизни. Ее размытые воспоминания превращались в обрывки картины, которые невозможно было собрать воедино.

Иногда смутные образы посещали ее во сне, кружась, словно струйки дыма, и постепенно исчезая. Она просыпалась с отчаянно бьющимся сердцем, пытаясь снова вернуться в ускользнувший сон. Пыталась собрать воедино обрывки образов и видений, переплетенных в ее памяти.

Она смотрела на узоры, испещрявшие ее руку, сливаясь в запутанный лабиринт, из которого она не могла найти выход. Почему она помнила значения рун, но забыла значения этих символов? Почему не могла извлечь из дальних уголков своей памяти?

– Что случилось? – мягко спросил Джоррунд. Наклонившись вперед, он ласково смотрел на нее своими раскосыми глазами.

– Ничего, – ответила девочка и, положив ладонь на колени, сжала ее в кулак. Джоррунд никогда не обижал ее, но она не знала, насколько сильна его доброта. И не хотела это узнавать.

Он склонил голову набок, с любопытством взглянув на нее.

– Так в чем же дело, Това?

Она задумалась, проговаривая про себя слова, прежде чем решилась произнести их вслух. Она уже спрашивала его раньше о своем народе и о том, где ее родная земля. Но Джоррунд ничего не отвечал ей. Он сразу переводил разговор в другое русло.

– Ты когда-нибудь был на мысах?

Казалось, его удивил этот вопрос, и, вскинув бровь, он убрал локти со стола.

– Нет. И никто не был.

Това с трудом проглотила комок в горле, думая, что, возможно, неправильно выбрала момент. Не стоило его спрашивать.

– А зачем тебе это?

Она расправила потертую ткань на краю рукава.

– Не бойся, скажи мне, – он напряженно улыбнулся.

Това внимательно разглядывала, пытаясь угадать его мысли. После того как Джоррунд привел ее в деревню, она поняла, что он редко говорил то, что действительно думал. Мужчина постоянно подстраивался под ситуацию, подыгрывая людям и обстоятельствам.

– Я хочу домой, – жалобно прошептала она. И совсем неважно, что она не помнила родных мест. Всем своим сердцем она стремилась обратно.

Распрямив спину, Джоррунд внимательно смотрел на нее.

– Ты не можешь вернуться домой, Тора.

Слезы навернулись у нее на глазах, и лицо Джоррунда расплылось в прозрачной дымке.

– Но почему?

Он глубоко вздохнул, поджав губы.

– Я не хотел тебе этого говорить, – он помолчал, дожидаясь, когда она взглянет на него, – но ты не потерялась, милая. Тебя изгнали.

Она стиснула ладони под столом, пытаясь понять его слова.

– Что?

– Я не хотел тебе говорить, – повторил он, – но твой народ… они изгнали тебя с мысов.

– Изгнали меня, – она произнесла эти слова, словно пытаясь осознать их смысл.

Он наклонился к ней.

– Ты знаешь, что такое жертвоприношение?

Она медленно кивнула.

– Именно это и произошло с тобой. Тебя пытались принести в жертву. Богу.

Боль заполнила ее изнутри, и Това изо всех сил вцепилась потными ладонями в колени, пытаясь успокоиться.

– Поэтому ты не можешь вернуться на мысы, – продолжил Джоррунд. – Если вернешься, тебя убьют.

Ее глаза наполнились слезами, и, хотя она сумела сдержать рыдание, слезы тихо покатились по ее щекам. Джоррунд положил руну обратно на стол и придвинул к ней. Това уставилась на нее.

Манназ.

Друзья. Враги.

Она быстро взглянула на Джоррунда и прищурилась, размышляя, кто же он для нее.

Деревня Фела, прежние земли клана Рики

Халвард смотрел на свое колеблющееся отражение в бадье с водой, стоявшей у его ног. Его глаза покраснели и опухли, волосы комом спутались на затылке. Он вытер слезы, а затем распахнул дверь в дом, где его ждала мама.

Она сидела рядом с телом отца и, когда Халвард вошел, слегка улыбнулась ему. Он проснулся на чердаке от плача братьев и, открыв глаза, понял, что отец умер. Ложась спать прошлой ночью, он подумал, что, возможно, больше не увидит отца, так и произошло. Он был сыном знахарки и потому умел распознавать признаки приближающейся смерти.

– Подойди. – Инге протянула руки к бадье с водой, а затем встала и сняла с огня горячий чайник. Халвард, не двигаясь, стоял рядом с отцом.